Супруг вздохнул, но ничего не сказал и улетел за мушками.
Шли дни, птенцы росли и потихонечку разносили гнездо. Ласточка всё больше сердилась, уже не только на детей, но и на супруга. А он всё позже по утрам просыпался, всё раньше вечером возвращался домой и всё реже приносил добычу. На возмущения ласточки он говорил, что старается. И что устал. И что делает что может. Но ни разу не сказал ей о ее выборе и о том, что он женился на ласточке, а не на курице.
А потом к ним в курятник залетела молодая ласточка. Она искала со своим любимым место для первого гнездышка. Удивилась и обрадовалась нашей ласточке и ее семейству. Начала увлеченно рассказывать о своих планах: о том, как они с супругом построят гнездышко, как вылупятся птенцы, они их научат летать и будут вместе наслаждаться солнцем, небом и бесконечным полетом.
Ласточка слушала новую знакомую, и слезки катились у нее по щекам. Она все вспомнила! Как она могла… стать курицей? Как супруг это терпел столько времени? Как она терпела?
Ей стало горько и стыдно. Она расправила крылья и рванула в небо. Ей срочно нужно было отыскать любимого и поделиться с ним: вспомнила! Она вспомнила, что в ее жизни самое важное!
Он коснулся ее крыла и рванул к гнезду. Впереди еще так много интересного: научить детей летать, всем вместе отправиться в теплые края – свить там новое, еще более уютное гнездышко, чтобы прожить зиму в тепле и полете, в любви и свободе – так, как им предназначено.
Потрясающе бездонное небо дарило свободу. Полет, полет! Легкое касание крыльев: рядом супруг, дети. Их всех объединяло то, ради чего стоит парить, радоваться и жить.
Только больше никаких курятников!
– Арин, а зачем к тебе женщины приходят?
– У каждой свои причины, – Арина дует на чай, не пьет, а просто смотрит куда-то вдаль.
– А у тебя какие причины, чтобы они приходили?
– Откуда знаешь, что причины имею? – улыбается, подняв бровь, и снова дует и не пьет.
– Ну, не хотела бы, разве нашли бы тропку к тебе.
– Соображаешь, – снова улыбается, дует и не пьет.
Тишина. Сверчки заводят свою вечернюю перебранку, где-то вдали отчаянно орут лягушки.
– Так какие причины, а? – Кнопа настойчивая, вопросов не забывает, хоть и мала еще.
– У них или у меня? – наконец первый глоток сделан, значит, Арина готова к беседе. – Ладно, расскажу сейчас.
Поправив юбку да сняв добротные туфли на деревянных каблуках, Арина вытянула ноги на лавку.
– Понимаешь, Кноп, женщины идут, не зная причин. Они их не видят, не понимают. У них жизнь не складывается. Но это ведь не причина. Это беда уже. С бедой своей идут.
– А у тебя тоже беда?
– У меня? Нет.
– А какая самая большая у них беда?
Арина вздохнула и нахмурилась:
– Недолюбленность. От нее все беды растут. Почувствовали себя недолюбленными когда-то, а сами себя долюбить не могут. Не знают, как. В этом их беда.
– А ты их долюбливаешь?
– Не… Это скользкий путь. Им внутри любовь открыть надо, а не костыли подсовывать. Так беда их никуда не денется, а вот мне хлопот прибавится, – улыбается.
Кнопа потерла носик.
– А когда ты им помогаешь, их беда твоей становится?
– Тоже нет. Их беда с ними, пока они не решат с этой бедой что-то сделать. И потом какое-то время с ними, пока не наладят жизнь по-новому. А со мной мой дар, мои знания и мой опыт. Я им путь показываю, а проходят его они уж сами.
– Ты с ними не идешь, что ли?
– Я рядом. Я проводник. Но я их жизнь не проживаю, у меня своя.
