– Сейчас же пойди, поблагодари, извинись и верни всю свою фарцу, – твердо сказала мама и заранее начала морщиться, предвидя Алешкин возмущенный вой. – Не позорь себя и нас… Коммерсант.
Но Алешка подозрительно мирно согласился. Настолько подозрительно, что мы не сводили с него глаз, когда он обегал бухту и перебирался на «Эдит Пиаф».
Матрос с помпоном помог ему спрыгнуть с фальшборта на палубу, и они начали что-то оживленно обсуждать. Потом матрос побежал к мостику, взлетел на него по крутому трапу и обратился к капитану. Капитан выслушал его и стал хвататься за голову и топать ногами, а потом бросил на палубу свою фуражку, схватил мегафон и что-то в него скомандовал. Тогда прибежал еще один матрос с ведерком и кистью, а двое других стали вываливать за борт шлюпку, и она закачалась на талях вплотную к скале.
– Понятно, – сквозь зубы сказал папа. – Наш меньшой тоже решил оставить на скале свой скромный автограф.
– И напишет на иностранный манер что-то вроде: «Здесь был Алиоша», – тоже сквозь зубы сказала мама и добавила с грустным восхищением: – Но какой организатор!
«Организатор» уже забрался в шлюпку. Рядом стоял матрос с помпоном и одной рукой держал ведерко, а другой почтительно поддерживал Лешку за шиворот, потому что шлюпка еще покачивалась.
Лешка макал кисть в ведро и «расписывал» стену. Потом отступил на шаг, откинул голову, полюбовался на надпись: «Лотка из Москвы», поставил дату и восклицательный знак. Пожал матросу руку, выбрался из шлюпки, снова подобрал в подол тельняшки свое наменянное на булыжник имущество и через пять минут стоял перед мамой, ожидая заслуженной похвалы.
– А почему ты не вернул сувениры?
– Забыл, – наивно соврал Алешка. – Я сейчас…
Но было уже поздно. На это Лешка и рассчитывал. «Эдит Пиаф» загудела, капитан облегченно надел фуражку и стал кричать в мегафон: забегали матросы, со скрежетом поползла, убираясь в клюз, ржавая якорная цепь – и лесовоз поспешно двинулся к выходу из бухты.
Оранжевый матрос с помпоном весело махал Алешке рукой. Алешка сцепил ладони и тряс ими над головой. Но недолго – кинулся подбирать свои сокровища, которые высыпались на причал, когда он в дружеском интернациональном приветствии выпустил свой полосатый подол.
«Эдит Пиаф» набирала ход, и мимо нас плавно скользил капитанский мостик. Алешка сделал попытку помахать и капитану, но тот нервно отвернулся. Хорошо еще, что Лешке не пришло в голову предложить ему обменять фуражку на булыжник и запустить его в окно рубки.
Потом Алеха забрался в лодку – укладывать добычу. При этом он старался, я заметил, не поворачиваться к нам правым карманом куртки, откуда торчал какой-то бумажный сверток.
Сверток был тяжелый – видно, как он оттягивал карман. Что он еще наменял?
– Это тайна, секрет, – просто и скромно сказал Алешка.
И правильно сделал. Если бы он признался сразу, что ему подарил иностранный матрос, кроме всякой ерунды, неизвестно, что бы с нами было при встрече с бандитами. Ведь Лешка всех нас спас от большой беды… Впрочем, обо всем в своем месте, в свое время…
Мы быстренько пообедали с биологами и сразу стали собираться в море. Папа сказал, что нам остался последний большой переход до губы Медвежьей, и надо успеть добраться туда засветло, чтобы не подходить к берегу в темноте и вовремя устроиться на ночлег.
