Тот самый, который сейчас друг друга ненавидит и убивает…
Уголовные дела, запрошенные из архива, озадачили Зорькина еще больше. Вот, например, двойное нападение на азербайджанцев в Приморском районе. Двадцать подростков убили шестидесятилетнего торговца овощами. Били руками, ногами, железными прутьями. Добивали просто ножами. Весь процесс снимался на видео. Для отчета? Никто не вступился, никто убийц не остановил. На следующий день они же напали на другого азербайджанца, этого убивать не стали, вырезали кресты на ладонях и отпустили, чтоб всем свои руки показал…
Нападавшие подростки были скинхедами. Милиция отнесла оба эти преступления в разряд бытовых, и причину отыскали вескую: азербайджанцы обвешивали местных бабушек и втюхивали гнилой товар.
Ага, вот и официальная статистика. Апрель. В Москве – около тысячи скинхедов, в Питере – столько же. Стоп. Апрель?
Но именно в апреле, Зорькин это отлично помнил, вся пресса вопила о том, что в день рождения Гитлера скины намереваются учинить массовые беспорядки. И цифры звучали: от пяти до пятнадцати тысяч бритоголовых собираются выйти на улицы Москвы, чтобы захватить почты, вокзалы, банки. Они тогда в прокуратуре очень потешались над этим! Кто-то даже предложил подогнать на помощь столице крейсер «Аврора». А потом еще больше изумлялись, когда узнали, что москвичи в самом деле перепугались, ибо вывели-таки на правый бой со скинами больше двадцати тысяч милиционеров!
Что же получается, никак не мог сообразить Зорькин, где правда? Если скинов тысяча, то зачем выводить двадцать тысяч? А если их столько, сколько насчитала пресса, то…
Хорошо спланированная провокация? Кем? Для чего? А у них в Питере то самое знаменитое шествие по проспекту Просвещения… Надо бы поднять материалы и поговорить с Митрофановым, вроде он тогда курировал расследование.
Олег Митрофанов был его учеником, из тех, у кого ему, учителю, не зазорно было бы и поучиться. Олег давно занимал отдельный кабинет с секретаршей. Последнее время ходили слухи, что его забирают в Генеральную прокуратуру.
Митрофанов принял его сразу же. Сам вышел в приемную:
– Петр Максимыч, вот неожиданность, проходи!
Зорькина немного кольнуло это барское «проходи», но за то время, что раздевался, так и не припомнилось, переходили они на «ты» или нет.
– Олег Вячеславович, – официально обратился Зорькин, – як вам по делу.
– Какие дела, Максимыч? – Митрофанов уже доставал из шкафа коньяк и рюмки. – Ведь ты у меня первый раз? А я каждый день вспоминаю, как ты меня уму-разуму учил.
– А вот теперь сам на учебу пришел. – Зорькин отодвинул коньяк: – Не пью на работе.
– Так уже шесть, – хохотнул Митрофанов, – море на замке!
– Нет, – повторил Зорькин. Пить с начальством, пусть даже выбившимся из собственных учеников, он не любил, да и не умел. – Як вам за консультацией. Дело мне поручили…
– Знаю, Максимыч. Дело несложное, но есть шанс прославиться! – Олег подмигнул. – Это по моей рекомендации. Сколько можно тебя, одного из лучших работников, в черном теле держать? Да и чин пора менять!
– Спасибо. – Зорькин покраснел. Чтоб его собственный ученик вот так, в лоб, намекал ему на его незавидное положение и оказывал покровительство… – Вы же погром на Просвещения курировали?
– Курировал погром? – Митрофанов расхохотался. – Максимыч, ты только нигде больше этого не говори, ладно? А то меня в фашисты запишут.
