Скинхед - страница 36



– Но ведь есть среди этих скинхедов нормальные ребята? – торопится Зорькин. – Те, кто оказался там случайно или по глупости.

– Нет, душа моя, это я вам как старый доктор заявляю. Случайные сами отсеиваются путем естественного отбора. А у оставшихся один фетиш – нетерпимость и злоба. Не бывает добрых фашистов, батенька, и быть не может…

* * *

Ночь и день слились в один темный поток. Капельницы, уколы, перевязки. Сейчас вечер или уже утро? Или вообще ночь? Ваня смотрит на верхнюю фрамугу, но она темна и непроницаема, лишь в самом углу плавится оранжевый отсверк потолочной лампочки. Лампочек в палате шесть, и они все время горят, не давая глазам даже минутную передышку.

Что же все-таки сейчас, ночь или день? Увезла ли мать Катюшку и как про это узнать? Спросить у следака? Когда он теперь придет?

В последний раз – как давно это было? сегодня? вчера? – следак пытался с Ваней поговорить. И снова задавал тот же самый вопрос: как Ваня оказался в Тишанском переулке и давно ли состоит в организации скинхедов? Ваня молчал, потому что никак не мог сосчитать, доехала мать с Катюшкой до Архангельска или нет. И даже глаза закрыл, делая вид, что спит. Тут пришел врач, тот самый, что отрезал ему руку, и стал говорить ментяре, будто Ваню рано допрашивать, будто он очень слаб.

– Когда будет можно? – Следак был явно недоволен.

– Не знаю, – развел руками чурка. – Состояние, близкое к критическому. Никак не можем остановить воспалительный процесс. А вы уверены, что это – он? Ошибки быть не может? Парнишка совсем на убийцу не похож. И нервная система… Он в бреду все время кричит про какой-то костыль и просит не трогать.

– Кого не трогать?

– Не знаю. Наверное, этих, которых били. Я, конечно, врач, не следователь, но чувствую: он не мог.

Еще он все время сестричку зовет, Катю. Я слышал, как он мать просил увезти ее в деревню, чтоб не обидели. Чтоб вот так любить свою сестру и убить такую же девочку…

– Ты кто по национальности? – в упор смотрит на доктора следователь.

– Абхаз.

– Так вот, абхаз, вылечишь – не попадайся этому отморозку на дороге: забьет. Это хорошо, что он студенческий потерял и его ранили. Иначе никого бы мы не взяли. Сколько таких случаев и все – безнаказанно. А ты говоришь! Короче, придет в себя, дай знать. И не жалей. Он бы тебя не пожалел. Когда, говоришь, можно будет его в нашу больницу перевезти?

– Не знаю. Когда состояние стабилизируется.

Из всего этого разговора Ваню зацепили две вещи: то, что врач – абхаз, то есть нерусский, значит, Ваня не ошибся и руку ему отрезали специально.

«За своих отомстил, – зло думает Ваня. – Гад! Дай только встать на ноги!»

Второе, что сильно тревожит: этот чурка все слышал про Катьку. То есть может и сдать своим. Правда, куда именно сестренку повезли, они с матерью вслух не говорили, а сам он и под пытками не сознается.

С того разговора ни врач, ни следователь в палату не заходили, значит, была ночь. То есть скоро утро. И мать по-любому должна уже доехать до места.

Что ж получается, все его беды – из-за студенческого? Если б он его не потерял, хрен бы они его взяли! Отлежался бы в подвале, пришел домой… Не зря главное правило организации: документы на акцию не брать! Выходит, он не только сам спалился, а всех бойцов подставил? Тогда понятно, почему теперь все валят на него. Виноват – отвечай. Это не предательство, а правило организации.