Провидение и непрестанные охранные молитвы святого старца Варлаама помогали им в пути.
Сколько уж поколений русского люда входит в эту Сибирскую страну, а все пустынна она – до того велики ее пределы. Но как дружны, добры, приветливы люди, живущие там.
Сибирская отзывчивость и взаимовыручка хорошо известны. Терпишь бедствие – все бросятся спасать. Голоден – разделят последний ломоть хлеба. Взаимовыручка – непреложный закон этих суровых и глухих мест – иначе не выжить! Ощутили их гостеприимство остановившиеся на следующую зимовку у братьев по вере и ветлужцы. С приходом весны, как только подсыхала земля, путники снова трогалась, продвигаясь все дальше и дальше на восток, навстречу солнцу.
Наконец стали встречаться староверческие скиты. Их принимали как своих и делились всем, что сами имели, а ветлужцы в ответ усердно помогали хозяевам чем могли: справляли конскую упряжь, плели чуни – сибирские лапти, гнули сани, мастерили телеги, бочонки для засолки, валили лес. Осенью били кедровые орехи – в Сибири мелкосеменная сосна сменилась кедром, родящим шишки с вкусными, питательными зёрнышками.
В Чулымском скиту два брата – Арсений и Мирон – за зиму так крепко сдружились с ветлужцами и особенно с Никодимом, что весной, немало огорчив родню, пошли вместе с ними, не убоявшись неизвестности и тягот дальнего перехода. В их глазах ветлужцы были подвижниками, Богом отмеченными хранителями отеческого православия.
На каждой зимовке один, а то двое или трое обзаводились семьями. И что любопытно, первым женился уже во вторую зимовку, самый молодой – Никодим. В жёны взял полногрудую, миловидную и шуструю Пелагею – дочь Феофана. Благословил её отец словами:
– Готова будь, дочь моя любезная, к трудностям похода. Не ропщи и почитай мужа своего. Будь ему во всём надежной опорой.
Пелагея еще в дороге принесла Никодиму сразу двойню: сына Елисея и дочку Анастасию.
Путникам не единожды пришлось менять изъезженных коней и разбитые волокуши, искать обходные пути, дабы не попасться на глаза государевым людям, прежде чем добрались они, наконец, к середине лета 1874 года до стрельчатых хребтов Байкальского края, с давних пор облюбованного старолюбцами. Исполняя волю преподобного Константина, одолели они по бездорожью четыре тысячи вёрст, истоптали не одну дюжину лаптей.
Натерпелась братия в дороге лишений с избытком. Четверо из них остались лежать под могильными холмиками. К счастью, не померла в пути ни одна из женщин взятых путниками в жёны во время зимовок и ни одно народившееся в дороге дитё. Видно, Господь заботился о приумножении их общины. В итоге достигло цели пятнадцать из девятнадцати ветлужцев, двое примкнувших сибиряков, восемь женщин и семеро ребятишек.
Место для поселения нашлось как-то само собой. Пройдя между нагромождений валунов, закрывавших вход в лесистый распадок, люди увидели после надоевшего тёмного, насупленного ельника чистый пригожий березняк. На белых ветвях там и сям чинно восседали тетерева. Путники, умаянные угрюмостью байкальской тайги, невольно оживились. Тут же шумела речка с прозрачной водой. Вдоль её берега тянулась поляна с янтарно-пламенной морошкой, едва ли не самой вкусной и сочной, просто тающей во рту ягодой, совмещающей в себе вкус спелой дыни и земляники.
Только решив остановиться, путники осознали, сколь рискованный и тяжёлый переход по невообразимо-огромному пространству они с Божьей помощью завершили, исполнив тем самым волю любимого игумена, князя Константина.
