– Она говорит, Радуку был единственным, кто пытался помочь, – перевел гид. – Она не представляет, что теперь произойдет, потому что никому нет до них дела!
– Спросите ее, как вышло, что они не в курсе убийства, ведь в деревню приходила полиция и проводила опрос населения: мы же читали протокол!
– Никакой полиции они не видели, – ответил Андрэ, выслушав женщину. – С тех пор как ушел Радуку, ни один белый человек в деревне не появлялся!
Я медленно двинулась к костру, у которого по-прежнему оставались сидеть на корточках несколько человек. Они слабо отреагировали на мое появление, и я быстро поняла почему. На земле, плотно друг к другу, лежало три белых свертка, и не требовалось богатого воображения, чтобы понять, что это – завернутые в саваны трупы.
– Эти умерли вчера и сегодня, – перевел Андрэ слова старика. – Другие уже в склепах.
– Тела нужно срочно сжечь! – воскликнула я, обращаясь к жителям деревни. – Как и те, что вы похоронили ранее.
Гид, однако, переводить не спешил. На его лице, как на старой фотографии, постепенно проявлялось выражение ужаса.
– Что? – нетерпеливо спросила я. – В чем дело?
– Вы не понимаете, мадам! – пробормотал он. – Для мальгашей нет более ужасного наказания, чем быть сожженным и не похороненным в семейном склепе!
– Какая ерунда! – взорвалась я. – Спросите, что для них важнее: чтобы всех в ближайшее время захоронили в их любимых склепах или попытаться выжить, уменьшив опасность заражения?
– Нет, все не так!
– Все именно так, Андрэ, это не шутки! Спросите, сколько человек умерло и за какой период времени?
Гид перевел мой вопрос, и сразу несколько человек начали отвечать, но главенство вновь захватила полная женщина.
– За последний месяц умерли девять, но пятеро – всего за неделю. Еще трое больны и, видимо, последуют за ними.
– Я хочу посмотреть, – сказала я.
– Не надо, мадам! – испуганно схватил меня за рукав Андрэ. – Это опасно!
– Я, в конце концов, врач, и Иван не боялся помогать этим людям!
– Вот именно, и вспомните, что с ним произошло!
– Он умер не от болезни, Андрэ, его застрелили. Уж извините, раз я здесь, то должна осмотреть больных.
Гид отступил, упрямо поджав губы. Я испугалась, что он бросит меня посреди джунглей и сбежит, и тогда непонятно, как добираться до отеля… Ну, бог с ним, будем решать проблемы по мере их поступления!
Мы вошли в одну из хижин. Окна были занавешены, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте. На плетеной кровати я увидела мужчину. По силуэту, вырисовывающемуся под одеялом, невозможно было определить, какого больной роста и телосложения, так как лежал он в «позе зародыша», прижав колени к подбородку. Его коричневое лицо было покрыто обильной испариной, губы растрескались, а крупные ладони, лежащие поверх одеяла, судорожно сжимались и разжимались в такт шумному, прерывистому дыханию. Женщина рядом со мной что-то тихо произнесла, и я обернулась, но тут вперед выступил тщедушный подросток и сказал на вполне удобоваримом французском:
– Он зовут Матье. Он болеть четыре день. До этого болеть его брат. Умереть два недель.
Подойдя поближе, я склонилась над лежанкой и приподняла веки больного. То, что я увидела, меня потрясло: белки глаз приобрели розовый оттенок. Это были не просто точечные кровоизлияния, как при тяжелой форме гепатита, – белки были ровного ярко-розового цвета!
Подросток перегнулся через мое плечо.
