Сема вернулся на потолок. Батюшка был доволен, что ему удалось разработать рабочую версию. Но спустя некоторое время он немного заскучал. Отец Автандил заметил, что все еще держит блюдо с фруктами, которое успел убрать со стола в момент падения Хомсова. На блюде были груши, яблоки и апельсины. Заняться было не чем, и он стал есть. Фрукты были слегка перезрелые и кое-где начавшие чернеть, но в целом были довольно съедобны.
Когда батюшка доедал последний фрукт, – это было яблоко, – в комнате раздался грохот. Это упал Сема. Он приземлился рядом с кроватью на ковер.
– Как дела, коллега? – поинтересовался отец Автандил.
Сема лежал на спине и сосредоточенно глядел в потолок.
– Потайных дверей нет, коллега, – отозвался он, снимая очки и протирая их платочком. – Может поискать во всем дворце? Но сколько стен и потолков нам придется осмотреть?
Батюшка согласился, что много.
– В одном моем романе «Потерянная иголка», майору Пронькину пришлось осмотреть все пятьсот шестьдесят стогов сена прежде, чтобы найти иголку, пропавшую у Марьи-искусницы.
– И как, нашел?
– Нет. На пятьсот шестидесятом стогу сена Идолище-поганое призналось, что оно украло иголку.
– Да, зачем?
– Оно занималось на досуге рукоделием.
Сема все продолжал лежать возле кровати. Под ней он увидел очищенный апельсин. С одной стороны, он был надкушен. Сема автоматически положи его в мешочек для улик.
– Знаете коллега, – сказал он, – мне кажется, что версия с потайными дверями не состоятельна.
– Признаюсь, я с вами должен согласиться, коллега, – сказал батюшка. Его стал тревожить живот, и причиной тому были съеденные перезрелые фрукты. Батюшка озабоченно стал оглядываться, разыскивая повод, чтобы удалиться.
– Значит, остается один выход, это допросить всех придворных.
– Почему бы нет, – сказал отец Автандил. – В моем романе «Говорливые свидетели» майору Пронькину пришлось выслушать пятьсот свидетелей.
– И как? – заинтересовался Сема. – Был результат?
– Да, вором оказался глухонемой.
– Хорошо, значит, опросим всех. Начнем с царя Берендея.
Живот батюшки заурчал.
Отец Автандил кашлянул.
– Коллега, я прошу, не начинайте без меня. Я удалюсь на несколько минут.
– Хорошо, – отозвался Сема Хомсов. Он попытался поднятья и поморщился от боли. – Встретимся в тронном зале, коллега.
– Как, я украл собственную дочь? Ты думай, что говоришь?! – кричал царь Берендей.
Он в полном парадном облачении сидел на троне. Два сыщика, Сема Хомсов и отец Автандил, стояли напротив. Причем батюшка был со свечкой и норовил посветить ею в глаза царю-батюшке. Когда царь спросил, зачем он это делает, батюшка улыбнулся и сказал, что так полагается.
– Во всех детективных романах сыщики всем, с кем разговаривают, светят в глаза, – пояснил он. – Обычай такой.
Царь согласился на странный обычай и упокоился, но вопрос Семы Хомсова о том, что он сам украл свою дочь, чтобы потребовать какую-то «страх… ов… ку» вывел его из себя.
– Какую еще «страх ов ку»! Я что спятил красть собственную дочь! – кричал Берендей, опасно размахивая скипетром над головами сыщиков. – Ты сам-то знаешь, что это такое?
Сема Хомсов примирительно улыбнулся, и признался, что понятия не имеет о «страх… ов… ке»
– Царь-батюшка, ты не серчай, – оправдывался он, – это обычай такой. Во всех пособиях по допросу говориться, что сперва надо расспросить родственников про «страх… ов… ке».
Но царь завелся не на шутку.
