И вот наконец всё стало по-другому. Я научился управлять этим процессом, да и циничности стало чуть больше. Мне было необходимо только расставить правильно приоритеты, понять, а точнее, внушить себе, к кому стоять лицом, а к кому спиной. Правда, душа не всегда слушалась доводов мозга. Поэтому самое главное было уговорить её согласиться с приоритетами, им выбранными. Процесс часто бесполезный, но зато когда душа получала пару раз от правильно выбранного мозгом врага, то она уже не так удивлялась и быстро соглашалась отвернуться и закрыться. К сожалению, были и ошибки – мозг-то тоже мой, а не Зигмунда Фрейда.
Возможно, именно это умение закрываться и дало почву для появления «скорлупы», то бишь замкнутости и отрешённости от всех. В неё я потом стал уходить не только когда меня пытаются «бить», а просто для ощущения безопасности, что потом стало неотъемлемой частью жизни.
В основном «скорлупа» нужна, когда я либо в центре внимания, либо в компании не совсем близких или довольно агрессивных людей. Некоторым открывать душу не было надобности, так как их общение сводилось к красивым колкостям и стёбу друг над другом. Обычный разговор был им неинтересен, так как не нёс в себе позитивной информации, не давал блеснуть ярким интеллектом и главное не имел за собой последствий душевного характера. Хотя не откажусь от того, что мне такой способ общения позже тоже стал нравиться, но только если оппоненты были давно знакомыми людьми. Очень смешно – хоть я и знал, что стёб это их конёк, на котором они давно скачут наперегонки друг с другом, но боялся их обидеть. Мои смешные объяснения, что именно я хотел сказать, они называли оправдыванием совсем не нужным и считали меня наивным, простодушным и интеллектуально медлительным – этаким добрым тюфяком. Естественно, они не понимали, что в таком расслабленном состоянии, по необходимости душевного отдыха, я нахожусь только с ними. А в другой компании – малознакомой, я собран, нервы натянуты, в голове мелькание образов и всех оттенков нашей беседы… И только близкие друзья знали горящую душу, быструю реакцию на любые темы, способность легко перескакивать с темы на тему за доли секунды и смотреть на привычные и стандартные вещи со стороны, как бы сверху, «взлетая» над самим собой. Иногда два оппонента, которые либо говорили об одном и том же, но с разных сторон; либо, наоборот, отвечали совсем не в тему друг другу и от этого ещё больше запутывались и злились. Так вот, слушая их, которые никак не могли договориться друг с другом, я понимал обоих, и иногда, если хотел, мог легко подправить русло их беседы в нужном направлении.
Ещё я не терпел лжи. Не любой, конечно. Если человек меня в чём-то обвинял, чего на самом деле не было, меня захлёстывала волна несправедливости, с которой я почти не мог справиться. Хотя иногда и мог сдержаться. Но если мой обвинитель был полностью уверен, что я негодяй, и с пеной у рта это доказывал, тут плотину терпения прорывало, и пока я не доказывал обратное, не успокаивался. Самое смешное, что я над собой в это самое время посмеивался со стороны, вместе с теми, кто подшучивал над моей привычкой оправдываться, и даже презирал себя за такой примитив вербального общения. Ведь обычно у нормальных людей всё наоборот: большинство спокойно переносят беспочвенные обвинения, зная, что это чушь, а раздражаются только когда обвинения попадают в цель. Эта глупая привычка провоцировала близких знакомых на колкости, в надежде услышать мои «оправдания». Но на меня это не действовало, я знал неискренность их обвинений, и всё сводилось к шуткам. То есть я, может, и оправдывался, но уже подыгрывая.
