На этот раз в затемненном шатре рядом с ней сидели только две женщины, которых она сама выбрала: Вишала, советница, которая была ей дороже всех сестер, и Бегхала, самая опытная повитуха во всей Скорпике. Бегхала ей не нравилась, но это было не важно. Одна надежда – что и она, и ребенок выживут. Если ребенок так и останется макилу, Бегхала единственная сможет указать ему путь.
И если только одному из них суждено было выжить, Бегхала знала, как и когда сделать выбор. Повитуха прошла обучение в Бастионе и служила на протяжении десятилетий; она уже много чего повидала в сфере акушерства. Когда роды подошли к критическому моменту, Кхара доверилась ей и не стала медлить.
Внутри зародилась очередная вспышка боли, поднимаясь темной волной, и Кхара заговорила, чтобы отвлечься.
– Кто стоит снаружи?
– Все, – просто ответила Вишала.
Кхара начала предаваться фантазиям. Это облегчало боль, пока она рожала, позволяя разуму свободно путешествовать, пока бренное тело выполняло свою работу. Волна нарастала, растягивалась, вздымалась. Кхара сжала руку Вишалы выше запястья, опасаясь, что если крепче вцепится в пальцы Вишалы, то сломает их.
– Можете кричать, если хотите, – раздался голос пожилой повитухи, сидящей в тени.
– Я. Не. Хочу, – Кхара знала, что может кричать – она всегда кричала – но не сейчас. Женщина неуклюже опустилась на колени и сгорбилась, покачивая бедрами, надеясь таким образом открыть путь.
Она снова попыталась представить себе происходящее снаружи. Мада стояла бы рядом с пологом шатра, в ожидании вестей, одновременно напряженная и исполненная надежды. Если Кхара никогда не выйдет из этого шатра, Мада станет их королевой; как только они вернутся с Обряда Солнца, Кхара официально назначила ее преемницей. Впрочем, Кхара полагала, что если она никогда больше не выйдет из этого шатра, то ей будет все равно, кто будет править после нее.
Следующая волна боли нарастала, вздымалась, обрушивалась. Кхара представила себе воительниц позади Мады, за ней, на открытом пространстве. Десятки, может быть, сотни скорпиканок. Копошатся, делятся надеждами и слухами. Беспокойные. Несомненно, те, кто верил в Богиню Изобилия, соединяли руки в молитве, склонив головы и сохраняя спокойствие. Она знала, о чем они молятся – о дочери, но сама не питала никакой надежды. Многие из этих женщин уже девять раз молились за нее. Она стояла вот так же, сгорбившись и опустив голову, и эти молитвы падали, как семена на твердую почву, так и не пуская корней.
Путь не открывался.
Очередная сдавливающая, выжимающая боль навалилась на нее, и женщина попыталась понять, что она чувствует в центре схватки – орех внутри скорлупы. Была ли это твердая, плотная голова, которую ее тело сдавливало в направлении дневного света? Или конечности, сдавленные и спутанные друг с другом, которым некуда деться? Она не стала спрашивать повитуху. Если новости были плохими, то Кхара не хотела их знать. Ее мокрые от пота волосы, отросшие во время беременности, как того требовали традиции, лезли ей в глаза. Она проклинала их. На рассвете после рождения ребенка ее снова остригут. Если ребенок родится.
– Кхара, – прошептала Виш, которая редко называла ее по имени, даже несмотря на все годы дружбы между ними. – Вы здесь?
– Здесь, – пробурчала она, хотя перед глазами плыли звезды. – Я ушла в себя?
– Только на мгновение, – сказала Виш, но в ее голосе теперь звучало беспокойство.
