Если он, Сотник, не остановит это скольжение, – а их все еще несет, как по ледяному желобу – если не найдет способ затормозить, или свернуть, то управляемый им внедорожник будет смят, разметан в клочья этим несущимся бурлящим железным потоком!..
Сотник схватился за ручник!.. Но уже в следующее мгновение увидел, как обгоняя его – и тоже скользя недвижимыми колесами по какой-то гладкой скользкой поверхности – мимо пронесся знакомый микроавтобус! Он убрал руку с рычага ручного тормоза: не стал противиться тому, чему должно случиться.
По-видимому, он на какое-то время прикрыл глаза, подобно тому, как прикрывает, заплющивает их человек, который, находясь за рулем практически неуправляемой машины, несется навстречу неминуемой гибели.
По всем признакам, грядущего столкновения было уже не избежать…
В такие отчаянные драматичные мгновения Его величество инстинкт становится сильнее человека, его воли, его желания. И даже сильнее его любопытства.
Когда Сотник очнулся, когда он открыл глаза, то увидел нечто, что напомнило ему произошедшее днем ранее, когда он попытался настичь рванувший из Леонтьевского прямо под колеса военной техники транспорт.
Он обнаружил уже знакомый ему, уже виденный им однажды сдвоенный оранжевый след. Но сама картинка, надо сказать, во многом отличается…
Общим фоном к этой проложенной обогнавшим его «фольксвагеном» колее теперь служит не кромешный мрак, а несколько завуалированный, задрапированный, прикрытый кисеей тумана городской ландшафт. Как и в прошлый раз, он ощущал, – хотя бы по толчкам, по передаваемым пальцам рук, ладоням, лежащим на руле, вибрациям – что они не стоят на месте, что они – движутся. Свидетельством тому и смазанные, проносящиеся с большой скоростью за слегка запотевшими окнами силуэты, нечеткие контуры каких-то строений и городских кварталов… Глаз не успевает выхватывать при такой сумасшедшей скорости отдельные детали, какие-то подробности. В этом пространстве законы физики действуют, по-видимому, как-то иначе. Хотя нельзя исключать и того, что имеет место некая абберация – искажение реальной картины, ошибочность в ее отображении и восприятии из-за ограниченности, несовершенства оптической системы, коей, с известной долей условности, можно считать зрительную систему обычного homo sapiens.
Кстати, о глазах. Сотник вдруг ощутил жжение; на глазах навернулись слезы. Он достал из кармана носовой платок. Вытер глаза, поморгал, приноравливаясь к этим новым для него ощущениям…
Зимин, через грудь которого перехлестнут ремень безопасности, казалось, дремлет в своем кресле. Голова чуть свесилась, глаза хотя и приоткрыты, но, определенно, ничего не видят.
Сдвоенный огненно-золотистый след, оставляемый колесами «Фольксвагена», стал темнеть на глазах, истаивать, как тает, распадается, растворяется в воздухе струя пламени и дыма… А затем и вовсе пропал.
В туманной дымке проклюнулись, проявились темными гранями и округлостями очертания предметов. Видимость несколько улучшилась. Сотник, двигаясь в этой зеленовато-серой полумгле, успел даже выхватить взглядом кое-какие детали городского ландшафта.
Очертания, пусть и нечеткие, пусть и смазанные, городских кварталов по обе стороны магистрали, строго по осевой линии которой движутся синий микроавтобус и плотно севший ему на хвост внедорожник, совпадают с реальными очертаниями кварталов зданий по улице Лобачевского, за Мичуринским проспектом. Но… это ведь уже Западный округ?!
