Улыбка ее погасла. То нечто, чем бы оно ни было, вернулось.
– Не знаю, – ответила она. – Я не уверена, Чарльз, что смогу когда-нибудь выйти за тебя замуж.
– Но, София, почему? Потому что ты чувствуешь, что я тебе чужой? Хочешь подождать некоторое время, чтобы снова привыкнуть ко мне? У тебя есть кто-то другой? Нет… – оборвал я сам себя. – Я глупец. Не в этом дело.
– Не в этом. – Она покачала головой. Я ждал. Она тихо произнесла: – Дело в смерти моего дедушки.
– В смерти твоего дедушки? Но почему? Какое это может иметь значение? Ты ведь не хочешь сказать… ты не думаешь… дело в деньгах? Он не оставил денег? Но, конечно, любимая…
– Дело не в деньгах. – На ее лице промелькнула улыбка. – Думаю, ты был бы готов «взять меня в одной сорочке», как говорили раньше. А дедушка никогда в жизни не терял денег.
– Тогда в чем же дело?
– Просто его смерть… Видишь ли, Чарльз, я думаю, что он не просто… умер. Может быть, его убили…
Я уставился на нее.
– Но… что за фантастическая мысль! Почему ты так думаешь?
– Не я так подумала. Начать с того, что доктор вел себя странно. Он не хотел подписывать свидетельство о смерти. Они собираются делать вскрытие. Совершенно ясно, они подозревают, что здесь что-то не так.
Я не стал с ней спорить. Мозги у Софии были в полном порядке; на любой вывод, к которому она приходила, можно было положиться. Вместо этого я серьезно произнес:
– Их подозрения, возможно, совершенно необоснованны. Но если предположить, что они подтвердятся, какое отношение это может иметь к нам с тобой?
– Может, при определенных обстоятельствах. Ты на дипломатической службе. Они очень пристрастно относятся к женам… Нет, прошу, не надо говорить все то, что тебе не терпится сказать. Ты должен это сказать, и я верю, что ты действительно так думаешь, и теоретически я с этим полностью согласна. Но я гордая, я чертовски гордая. Я хочу, чтобы наш брак был удачным для нас обоих, и не хочу, чтобы он представлял собой жертву ради любви. И, как я сказала, все может быть в порядке…
– Ты хочешь сказать, что доктор, возможно, ошибся?
– Даже если он не ошибся, это не имеет значения, – если его убил соответствующий человек.
– Что вы имеете в виду, София?
– Отвратительно так говорить. Но в конце концов лучше быть честной… – Она предупредила мои следующие слова. – Нет, Чарльз, я больше ничего не скажу. Наверное, я и так уже сказала слишком много. Но я твердо решила прийти и встретиться с тобой сегодня, чтобы заставить тебя понять. Мы ничего не можем планировать, пока все не выяснится.
– По крайней мере, расскажи мне об этом.
Она покачала головой.
– Я не хочу.
– Но… София…
– Нет, Чарльз. Я не хочу, чтобы ты смотрел на нас под моим углом зрения. Мне хочется, чтобы ты увидел нас непредубежденным взглядом постороннего.
– И как мне это сделать?
Она смотрела на меня, и ее сверкающие голубые глаза странно светились.
– Ты все узнаешь от своего отца.
В Каире я рассказал Софии, что мой отец – помощник комиссара Скотленд-Ярда. Он до сих пор занимал эту должность. Услышав ее слова, я почувствовал, как на меня опускается холодная тяжесть.
– Все так плохо?
– Думаю, да… Ты видишь того человека, сидящего в полном одиночестве за столиком у двери? Довольно приятный на вид, невозмутимый, похож на бывшего военного…
– Да.
– Он был на платформе в Суинли Дин сегодня вечером, когда я садилась на поезд.
– Ты хочешь сказать, что он проследил за тобой до этого места?
