А ещё до его слуха донеслись звуки музыки. Тягучие и низкие, словно бы виолончель. Нота тянулась долго и ровно, затем сменялась на более высокую столь же долгую, потом опадала вниз и снова возносилась вверх. Беримир не смог бы описать мелодию. Она не была печальной или тоскливой, не была заунывной или дремотной. Она была задумчивой.
«Это невероятно! – думал он. – Ведь это твердыня, самая настоящая твердыня, а это значит, что где-то неподалеку может стоять дворец! Вот почему был сожжен целый лес – здесь охотились на ланнов!»
Беримир улыбался, и сердце его пело, как вдруг заметил, что волк глядит прямо на него. Дрожь пробежала по всему телу, и сразу стало как-то зябко под острым, как полет стрелы, взглядом желтых глаз. Медведь тоже насторожился, но не видел человека. Пока еще не видел. Прочие же создания резвились как прежде, не обращая ни на кого внимания.
Волк глядел долго и неотступно. Он изучал чужака, наблюдал. Вот уже и медведь направил свои шаги к укрытию Беримира, чуя неладное. Его глаза двумя далекими звездами блестели на черной шкуре.
Человек бросился бежать. Сразу. Не раздумывая. Он знал, что наверняка навлечет на себя этим беду, но и остаться в своем укрытии не мог. Он продирался сквозь лес, боясь оглянуться, но погони не последовало. Волк утратил к нему интерес и смотрел теперь вновь перед собой, а медведь лишь проводил его тяжелым взглядом, замерев на месте.
Теперь, спустя несколько недель после тех событий, он сидел на берегу, с улыбкой вспоминая о поляне, о волке и о медведе. И о крепости. Они отпустили его. Они подарили ему тайну, которую он будет стеречь до конца своих дней.
С тех пор он несколько раз предпринимал попытки найти то место, он заходил далеко в лес, блуждал по нему, пытался отыскать свои же следы, но всякий раз возвращался ни с чем. Даже домик с припасами, которого он так испугался, пропал.
– А ведь ты знаешь дорогу, – проговорил он, глядя на кота. – Уж ты-то знаешь, как добраться до той поляны.
Но кот молчал, в наслаждении прикрыв глаза.
Он поставил ослика меж прочих фигур и направился к воде, проверить сети, но не успел пройти и половины, как деревья закачались, по воде резкой волной пробежала крупная рябь, и на него обрушился страшный ветер.
Глава 3. Убийство Корда. Борук и Борна.
Утро выдалось пасмурное. Тяжелые свинцовые тучи нависали над домами некогда красивыми и яркими, расписанными в желтый, зеленый и коричневый цвета. Под окнами в те годы, будто толстенные языки, висели цветы, а над каждой крышей вертелся резной флюгер. Сейчас дома выглядели подстать небесному своду – такие же угрюмые и грузные. Краска облупилась и шелестела на ветру, старенькие ставни скрипели, а из стойла внизу вторила им лошадь. Сейчас здесь всё было старое. Давно не сыщешь дома, над которым развивались бы ленты или, повинуясь ветру, дрожал расписной петух или ласточка.
«Скоро солнце взрежет нас…» – подумал Растимир, приоткрывая один глаз.
Он любил момент, когда раннее светило, едва показавшись из-за далеких гор, пронизывало всю деревню желтыми лучами. Они всегда возникали так внезапно, оживляя Крайнюю, добавляя ей теней и черных уголков, длинных золотых дорог, прогоняя туман. Огромная, каменная мельница – гордость этих деревни, возвышалась над домами, как величественный горец, уперевший руки в бока и тяжело ворочающий усами. У неё не было дна, лишь сложенная из камней стенка, защищавшая от ветра. Шесть мощных бревен, на которых она держалась, были едва ли не с лошадиный круп толщиной. А тень от её крыльев покрывала собой всю деревню.
