Сквозь ошибочную лингвистику историографии.К методологии сравнительно-исторического исследования на примере конкретной этимологии: гидроним Волга как упаковка реальной и языковой истории - страница 19

Чтобы обнаружить происхождение слов, необходимо сравнивать все созвучные, а не только отобранные слова разных языков. Сразу же определяется и методологическая проблема: как сравнивать, на каком основании. Традиционная компаративистика сравнивает по так называемым «праязыковым реконструктам», усреднённым моделям коррелирующих слов разных языков. Марровская компаративистика – по отборным первоматрицам (типологическим формам, которые считаются древнейшими диффузными первословами: сал, бер, йон и рош). Оба способа опираются на теоретико-нормативные предустановления, пусть и разные, которые заранее, до опыта сравнения предписывают модель образования слов и вообще – модель развития языков. Нужно действовать безустановочно, исходя из самих элементарных фактов.

Стоит только заглянуть в словарь любого языка и проверить звуковую материю на [волак, валок, волаг] и т. п., т. е. найти звуковые, не письменные (!) сходства, как обнаружишь уйму похожих и с виду не родственных слов, не имеющих также явного родства значений, но, несомненно, как-то перекликающихся по смыслу.

Я приводил уже ряд балтских слов, которые хоть и не всегда коррелируют «родственно», по правилам звуковых переходов с русским, но вполне очевидна их сопричастность с русскими словами. Повторю и добавлю кое-чего только из литовского (для концентрации), модифицируя русские формы для опознания мотиваций. Valka лужа-во́луга (волока), valkės волокуша-во́лкушь, valkius катаракта-(по)волоки(ость), valkata бродяга-волокат, vilgšnas влажный-волгшний, vìlgyti мочить-во́лкать, válgyti есть-во-алкать, valgis еда-въелога (волога), valgus прожорливый-въелгой, valgykla столовая-въелги-кла(дь), valgovas едок-въелговый-вольговый, pavilga приправа-по-въелока, pavilgas примочка (по-волочка), vilkas волк-влекий-в(е)ликий, vilkti волочить-влекти, vilkėti носить (одежду) – ва́лкать, т. е. изнашивать, velenas вал-валун, volas вал, насыпь, каток (ска́ток с-вала), valas кромка; ле́ска (явные омонимы: от вал и волос), valstybė государство-волостыбь, valstija штат-волостия, valstietis крестьянин-волостец, valingas волевой-вольнгий, volungė иволга-волюнга.

Собранные тут слова при некотором внешнем сходстве ни в коем случае не являются однокоренными в литовском языке даже в тяготеющих друг к другу группах слов. Это кажется странным, например, для форманта valk-, одного и того же на письме, но не объединившего всё-таки слова (в лучшем случае сближают волокушу и бродягу). Даже в наиболее цельной группе «еды» разновидность еды, pavilga, больше звучит как увлажняющее еду средство, обволакивающая поливка, обвъелочка. Ясно, что все слова относятся к совершенно разным эпохам образования. Похожие форманты каждой эпохи крайне плохо сравниваются носителями языка по звуку и применяются с совершенно разными смыслами. Тем удивительнее, что русское прочтение позволяет резко сблизить и корни, и смыслы. В формате valk- обнаружился корень волок (с намёком его расчленения на более архаичное во-лог/луг.) К этому же корню присоединился и формант vilg-: влажность определённо вычленяется из вологости, продолжительного волочения. И хотя эти форманты должны прямо восходить к vilk- с прямым значением «волочить», это не происходит легко и непосредственно. Дело в том, что во внутренней форме vilk- проявляется в большей степени более узкий смысл vil-/val-/vel- (вел, вил, вал, вель), что по-русски хорошо передается не предметным волочь, а производным от него более умозрительным влечь/велек/велей. Отсюда и в vilkas-волке актуализирована и дополнительная мотивация – великости. Но главное, что по звуковой органичности не valk- происходит из vilk-, а наоборот vilk- из valk-. Слово с родовым значением (движения) имеет вторичную внутреннюю форму (нюансировки движения), не содержащую в себе прямо внутреннюю форму родового значения. Эта мотивация точно сохраняется в русском, но не осознаётся, утрачена в литовском языке. Позднее переосмысление значений привело к совершенно новой расстановке значимости старых формантов.