Убегает ночей череда,
Ей вослед лишь мигает звезда.
Но бокал осушив, улыбнусь
И печали в лицо усмехнусь.
И хотя в пустоту я лечу,
Верить в силу её не хочу.
Рисую на стекле глаза,
Большие, тёмные, как ночь.
В них то улыбка, то гроза,
Пред ними пошлость бежит прочь.
Они и солнце, и луна,
И свежий ветер, и буран.
В них нежность чуткая видна,
Гнев отвечает на обман.
В них жар любви с презреньем вдруг
Переплетутся в крепкий жгут.
В них теплоту отыщет друг.
Врага же холодом прожгут.
Они то разумом полны,
То вдруг безумьем зазвучат.
Они беспечны и умны,
Накажут и благоволят.
Рисую на стекле глаза.
В них смех звенит, как бубенцы,
И тут же гасит их слеза,
Собой покрыв ресниц концы.
Они сиянием своим
Развеют сумрак и тоску.
Всё, кажется, подвластно им.
Они манят, они влекут.
Рисую на стекле глаза.
Но, что это? Они плывут.
И гаснут. Лишь моя слеза
Печальный след оставит тут.
Время пишет на асфальте имена.
И дописывает строки о сомненьях.
На асфальтовом листе слеза видна.
И пусть ляжет там моё стихотворенье.
Время пишет о равнинах и холмах,
О деревьях и о травах, о дорогах.
Время пишет об утраченных правах,
И правах приобретённых есть немного.
В заколдованном асфальтовом кругу
Есть рецепты от обиды и от злобы.
По асфальту я тихонечко бреду,
Отыскать рецептов тех страницы чтобы.
Время пишет о любви и падежах,
О склонениях и о разлуке пишет.
На асфальте виден каждый прошлый шаг,
Он цветами и страданиями дышит.
Время пишет и напишет ещё много,
А асфальт вбирает все его слова.
И тогда, когда не будет места слогу,
В нём появятся развалов острова.
Но написанное вовсе не исчезнет,
Просто вдаль оно сокроется от нас,
И окажется нужнее и полезней,
Когда к опыту взовёт сомнений глас.
Вздымается пена волны,
И шлюпку, как щепку, мотает.
Я в шлюпке. Мы с нею одни
С бушующим морем играем.
Опасная это игра:
То вверх мы летим, кувыркаясь,
То падаем в бездну воды,
Ногтями друг в друга впиваясь.
И чудо, что вверх вновь плывём.
Моя беспокойная шлюпка,
Сейчас ты мой друг и мой дом,
Спаси нас обеих, малютка.
Без точки опоры, увы,
Остались мы обе с тобой.
Нас влажность могучей волны
Окатит холодной водой.
И берег, что вдруг потеряли,
Теперь мы увидим едва ли.
Стихия нас бьёт и кружит.
Рой брызг нам на тело летит.
Горячее тело моё,
Прохладное, шлюпка, твоё
В единой молитве слились
О точке опоры. И ввысь
Несутся и стон, и слова:
«О, где вы, былые права!
О, точка опоры, вернись
И к нам благосклонно склонись!»
Твой хвост пусть выбивает тучи искр,
Усами пусть ты предъявляешь иск.
Хитёр ты, я хитрее. Ты самец.
И дыбом шерсть – посильный твой венец.
Смеёшься ты, мурлыча сладкий бред.
Бежишь скорей ты от обид и бед.
Боишься, что заденут нервов струны.
Боишься упустить свою фортуну.
А я хоть самка, спину выгибая,
Себе я цену знаю, мяу, знаю.
Твой хвост меня смутить не может, кот.
Придётся подтянуть тебе живот.
Из лапки моей мягкой коготки
Я выпущу, мой кот, тебе в виски,
Когда ты слишком будешь бить хвостом.
И порешим, мой дорогой, на том.
Ты льёшь мне в сердце мёд и, замирая,
Лишь ждёшь, что я открою врата рая.
Я, мяу отвечая, не спешу:
Помучить, потерзать тебя хочу.
А музыка моя из звуков трёх
Туманом обвивает твой порог.
Ты голову стремишься мне вскружить.
Не ты, а я здесь буду ворожить.
Пляшет пламя костра, языками вонзается в небо,
Оставляя на нём отпечатки сверкающих искр.
И мигает звезда, излучая щемящую негу,
И луна наклоняет свой томный и призрачный лик.
