Слабые люди - страница 13

О.Н. поднял руку, внимательно смотря на нее.

"Сейчас я почти ничего не вижу, но я должен был поднять руку. Я поднял ее, да?"

Спустя секунду глаза О.Н. закатились, рука безвольно упала; спустя полтора часа О.Н. застонал, что-то невнятно бормоча. Удалось разобрать только ту часть, где он постоянно повторяет, что заслужил это.

На часах 09:21.

О.Н. все еще бледен. Видно, что есть что-то, чего ему необходимо было сказать. Он предпринимает одну попытку за другой, но ничего не выходит. Не успело и слово сойти с губ, как кисть руки вцепилась в покрывала. Ему очень больно, в этом никаких сомнений быть не может. О.Н. стискивает зубы, стонет, затем начинает рыдать. И опять что-то бормочет невнятное, начинает размахивать руками. Глаза глядят в никуда.

"Нет!.. Не-ет!"-всхлип, – "Я не хочу умирать, только не так! Оставь меня…"-непонятные выкрики, – "Перестань, верни меня!! Нет, стой, нет!"

Если мыслить логически, то можно предположить, что в его воспаленном разуме родилась галлюцинация, приводящая его в состояние неконтролируемого ужаса. Теперь это не человек, а маленький сгусток возбужденных нервов, не способный отдавать себе отчет в том, что есть реальность, а что– плод его искореженных фантазий. Некоторое время спустя в дверь постучали, затем забарабанили; еще десять минут настойчивых ударов в дверь и тут же раздается громкий грохот– в помещение вламываются двое офицеров в форме, вооруженные пистолетами. За кадром так же слышен голос уборщицы– она что-то пытается объяснить, но от волнения, видимо, забыла, что надо говорить по-русски. О.Н. успокаивают, вызвают скорую. Полицейский обхватывает обеими руками зареванное, покрасневшее от слез лицо О.Н. и не сильно громким голосом уговаривает его успокоиться. Его голос мягок, ласковый тон умиротворяет страдальца. А он хорош! Глубокий прерывистый вздох и слабая рука благодарно похлопывает полицейского по плечу. К камере тянутся руки в белых перчатках.

–щелк-

____

Запись 000020 повреждена. Восстановлению не подлежит.

____

Запись 000021. 23.06.2024. 17:47

Некогда одутловатое лицо приобрело более-менее пристойный вид, нездоровый землистый оттенок пропал, уступив приятному румянцу. О.Н. сидит на кровати в том же номере той же самой гостиницы. На тощих руках следы ремней.

"Я сбежал из больницы и мне как бы нужно спешить, однако я– здесь. Спокойно сижу и ничего не делаю, а почему– кто знает? Вновь пробудилась эта тяга к смирению– так и хочется ничего не делать, а просто ждать, когда же за мной придут и снова заберут. Буду краток– крыша у меня уже съехала и в данный момент катится в неизведанных далях по невиданным склонам все ниже и ниже. Я просмотрел последнюю запись– ничего из произошедшего тем днем не в силах вспомнить, хоть убей. Не помню, как за мной пришли, не помню, как траспортировали в госпиталь, не помню даже, как меня обмывали, хотя, полагаю, это было бы одним из наиприятнейших воспоминаний последних месяцев! Хорошо бы, если бы человек, что меня мыл, оказался приятной женщиной, на которую любо-дорого просто смотреть. Но вот что я точно помню, как в госпитале меня пичкали каким-то дерьмом. От этих таблеток эффект такой, словно у тебя снимают "крышку", извлекают мозг, а вместо него кладут сверхпушистого кролика с искусственным суррогатом кроличьей самки, которую он без конца сношает– "тр-р-р-р", затем минутная пауза и снова "тр-р-р-р!". Из-за всех этих инвазивных приемов до сих пор в голове звенит и ноги подкашиваются– координация если не на нуле, то весьма близко к нему. Убегая, я ободрал себе все руки и ноги."– показывает содранные участки кожи,– "Затем свалился в какую-то канаву и, не знаю, словил приход что ль… Меня захлестывали теплые волны, но по ощущениям это происходило не снаружи, как если бы в настоящем море во время шторма, а изнутри, будто из меня извлекли все кости, мышцы, сосуды, органы, а затем зашпатлевали изнутри, оставив лишь сохнущую оболочку, куда и влили… что-то. Не вода и не кровь, не кислота и не щелочь, просто– что-то очень теплое, живое, налетающее на мои внутренние стенки и разбрызгивающееся во все стороны. Я как наполовину заполненный стакан с завинченной крышкой в трясущейся руке, сам же оставаясь неподвижным. Передо мною пробегали лица– родители, лицемеры-друзья, случайные физиономии, имена которых я уже и не в силах вспомнить. Более всех мелькала физиономия недавно виденного мною докторишки, у которого такое постное выражение лица, что так и хочется сделать с ним что-то плохое, заставить измениться в лице! Пусть даже и на смех, хотя это было бы полнейшей неожиданностью. Полагаю, мне самое время сматывать удочки, пока не подали объявление в розыск. Хотя по идее не должны. Не знаю– так в фильмах обычно бывает, но то фильмы, тогда как здесь все еще реальность. Гораздо более прозаичная, убогая. Тупая, как лезвие игрушечного меча, отлитого из какого-нибудь свинца. Не удивлюсь, если на меня просто махнут рукой и позволят уйти, потому что смысла бегать за больным человеком, который никому– во всяком случае они так думают! – не причинил вреда, не возымеется. Куда разумнее будет потратить освободившееся время на что-то более достойное людского внимания."