Сладкая жизнь Солёной Балки - страница 6

Здесь уместно сделать небольшую сноску. Я, в 1955 году, действительно, был в бригаде один, из приезжих механизаторов. Конечно же, мне, подростку, которому на самом деле, только в августе будет пятнадцать, было скучно и не очень комфортно жить одному в полевом вагончике, посреди степи. Особенно, в ночное время, когда все работники бригады, механизаторы и обслуживающий персонал, уезжали домой, в село. Но судьба и здесь проявила свою благосклонность – в бригаде появился ночной сторож, дед Иван и вся жизнь моя, повернулась лицом к лучшему. Дед Иван был немного своеобразным, но в принципе добрым и общительным. Очень любил поговорить, рассказать о чем-то, в первую очередь о своей жизни. А рассказать ему было что. Он приехал в Джусалу вместе с родителями, в числе самых первых переселенцев-украинцев, уже почти взрослым парнем. Через пять лет началась первая мировая война, его призвали в армию. Кавалерист, германский фронт, прибалтийское направление. Потом ранение, запасной кавалерийский полк уже на Волге. Потом – переход – из царской, – в Красную армию, война в Сибири против Колчака. Три года участвовал и во второй мировой войне. Для меня в то время, – это был прекрасный источник исторических познаний от первого лица, без всяких передергиваний и какой-либо фальсификации. Дед несколько первых дней относился ко мне настороженно, практически не общался. Но, когда я узнал, что его фамилия Синица, и спросил – не знает ли он Синицу Порфирия, из Ащелисая, механика, у которого я некоторое время работал, дед Иван расплылся в улыбке, даже обнял меня и радостно проговорил: «Та цэ ж мий двоюридный брат, сын мойого ридного дядька! Як вин там? Я його уже года два нэ бачив!». Я рассказал, что знал про того брата на сегодняшний день. С того дня, и до тех пор, пока меня МТС не перевел на новое место работы, мы с дедом Иваном жили, как дед с родным внуком. Вечерами, я читал ему свежие газеты и журналы, а их тогда в бригады привозили десятками, комментировал отдельные сообщения, играл ему на гармошке украинские и русские песни, что ему очень нравилось, а потом – мы долго вели беседы за жизнь, пока я не засыпал (утром – на работу!). Деду спать было не положено – сторож все-таки, он и сидел рядом со мной в вагончике, не знаю, может, иногда тоже спал, но, когда я утром просыпался, – он всегда был на посту, обходил бригадное хозяйство и готовил нам на двоих чай. Дед Иван действительно относился ко мне, как к родному. Ему очень импонировало, что разговаривали мы с ним на родном украинском языке. В бригаде, кроме бригадира колхозной полевой бригады-украинца, – все говорили на русском, включая чеченцев и немцев (правда немцы разговаривали на украинско-русском наречии, по той простой причине, что были высланы из Украины, там выросли, и по – украински, им было говорить проще, чем чисто по-русски). Мы еще вернемся в дальнейшем нашем повествовании, и к деду Ивану, и к другим персонажам. В этой же сноске, я просто подчеркнул роль деда Ивана, как моего первого натурального «просветителя» по истории Ащелисайской зоны.

Да, одно время, года четыре подряд (1954–1957 г.г.), люди прибывали в Ащелисайскую МТС, и группами, и по одиночке, из разных мест; причем поступления бывали разные, – от толковых и надежных, до условно-досрочно освобожденных, под ситуацию. Большинство из них, – через год-два, как правило, – уезжали, домой или в более теплые или выгодные места. Добросовестные работники, независимо, откуда бы они ни прибывали, – оставались, из них, отдельные, живут, в селах нашей зоны, по сей день. Что было, то было, но такого резкого увеличения численности населения в годы начала освоения целины, в Ащелисае – не было. Зато, с ростом благосостояния местных жителей, начался очень заметный его (населения) прирост, за счет собственных ресурсов и возможностей…