Рассказывали подруги, но в их рассказах было все пошло и малоприятно…
Получается, что я отдалась первому встречному в первую же ночь?
Я, выходит, доступная? Безнравственная? Несерьезная?
О боже!
Сжигаемая стыдом, гонимая предстоящим позором, я тихо сползла с кровати, стараясь не разбудить того, кто вчера мне озорно представился Лехой, натянула платье, подхватила туфли и…
И исчезла с твердым намерением забыть произошедшее и никогда не вспоминать.
Только вот буквально через три недели я поняла, что забыть не получится!
.
***
– Ну, привет, – он смотрит на меня почти тем же самым озорным взглядом своих небесно-голубых глаз.
А на губах играет чуть ироничная улыбка.
– Что предложишь вкусненького?
Не узнал!
Колючий ледяной ком обиды медленно пополз по груди куда-то вниз.
Я для него была одной из многих.
Одной из тех, кого можно легко затащить в постель вот такой вот улыбкой…
Стискиваю зубы, шумно сглатываю подступающие слезы…
Это все нервы. И гормоны… И…
– Саш! – кричит из подсобки Маринка. – Митька пришел!
– Выйди в зал! – отзываюсь, поворачиваюсь к непрошенному клиенту. – Я ваших вкусов не знаю, а вообще в городе нашу выпечку всю любят. Вот булочки, вот пирожки. Кто берет с повидлом, кто с капустой… Все на витрине.
И, не дожидаясь его ответа, улетаю в подсобку.
Дверь!
Мне надо перевесить дверь!
А то придет пожарная инспекция и прикроет мои “Бабушкины Пирожки”. И тогда действительно ничего не останется, как продаться заезжему сетевику и стать “Мармеладкой”, или “Шоколадкой”, или как они там называются…
Вылетаю в подсобку, глотая слезы.
– Саш, ты чего? – смотрит на меня ошалевший Митька.
Ему едва шестнадцать есть – это младший брат моей одноклассницы, но парнишка толковый, рукастый. Часто его вызываю.
– Мить, надо, чтобы дверь наружу открывалась, – всхлипывая, пытаюсь объяснить я.
– А ты из-за нее плачешь? – округляет глаза он.
– Из-за проверок! – беззастенчиво вру я. – Уже все нервы вытрепали! Вот даже тесто плохо поднимается!
Раздосадованно пинаю чан с ржаной закваской…
Все!
Сил моих больше нет!
– Саня, – вдруг воодушевляется Митька. – Ты не дрейфь! Мы ща все поправим! Тут работы на три минуты!
И вдруг я снова слышу из зала “Дзинь”!
Ладно…
Не пойду с красным носом.
Там Маринка.
Но…
Маринка испуганно заглядывает в подсобку:
– Саша, выйди.
Да что ж такое!
Распахиваю дверь, намеренная поругаться, и…
Ой…
Глава администрации.
– Что ж вы, Александра, так неприветливо гостей встречаете, – покачиваясь с носка на пятку и растягивая слова, как кот Матроскин, спрашивает меня он. – Нет бы угостили своим самым лучшим…
– У нас все самое лучшее, Илья Александрович! – киваю я, стараясь выглядеть приветливо. – И дверь мы уже перевесили, – Митька же сказал, что там работы на три минуты.
– Да бог с ней, с дверью, – лицемерно улыбается глава, почему-то то и дело поглядывая на моего утреннего гостя. – Я, собственно, решил вот… – он откашливается. – Знакомьтесь! Столичный бизнесмен, владелец сети пекарен “Сладкая Булочка”, Никитин Алексей Игоревич!
Кто?
Он?
Мамочки…
Медленно оседаю на стул.
Вот это влипла, так влипла!
