– Просто знаю, и все. Учил меня дед Филарет по солнцу направления искать, – соврал Славушка. – Заплутали мы, потому как морок в лесу был. Ни солнца, ни звезд, лишь туман да темень. Как тут оглядеться? А сейчас я точно знаю, что туда нам нужно.
Соврал Славушка не в том, что писарь его учил. Дед Филарет и правда отроку глупому объяснить пытался, как по солнцу путь-дорогу отыскать, да только его тогда эти хитрости мало интересовали. Он Филарета вполуха слушал, лишь изредка головой кивая: мол, все ясно, все понятно. Сам же в мыслях своих утопал. О мече, о латах кожаных мечтал. Грезилось Славушке, будто на коне он вороном несется на ворога лютого да после сечи доброй героем становится. Часы, проведенные с писарем, Славушке пуще редьки горькой были. Каждую секунду считал он до того момента, как сможет вернуться обратно в крепость, забраться у себя на задах под телегу с сеном, запалить лучину или свечу и продолжить сказки в книге заморской читать. Чего только в тех сказках не было: и рыцари в сияющих доспехах, и кони верные, и сражения лихие… Всё Славушка себя на месте тех героев представлял. Книгу он ту всё у того же писаря одолжил. Ну, как одолжил? Взял без спроса, когда дед Филарет, по обыкновению своему, прямо посреди урока задремал. Читать же мальчика учил пришлый толмач из дружины княжеской. Полгода тогда дружина стояла в крепости, ждали нападения северных финнов. Не дождались, оставили с десяток воинов покрепче да восвояси ускакали. Они-то ушли, а Славушка после того окончательно с призванием определился – быть ему ратником.
Так вот, соврал Славушка сестрице в другом. На самом деле дороги он не знал. Просто заприметил, что на пути у них та самая белая сова вертится все время. То на ветке ее заметит в десятке шагов от себя, то в полете. И постоянно сова на глаза попадалась именно в тех местах, где выбирать направление приходилось. Она словно вела Славушку через лес. Вот и сейчас, на развилке этой, углядел он свою спасительницу саженях в двадцати левее, оттого и решил, что идти следует именно туда. Нутром чуял, что ничего плохого сова эта им не желает. Наоборот, вела его сова, ей-богу вела.
Но Мареське этого говорить Славушка не желал, не хотелось ему перед сестрицей глупым неумехой выглядеть. А так, коли выйдут к людям, братец в глазах Мареськи станет самым важным, самым умным и самым смелым. Вон, какого волка голыми руками заборол! Само собой, о камне волшебном Славушка тоже решил умолчать. Сестрица хоть и была ему дороже всех на свете, да все ж девичью натуру не исправить.
«Разболтает, – думал он, – как есть разболтает все отцу. С девицами язык нужно за зубами держать, особливо с такими смышлеными, как Мареська».
Мареся поглядела на брата с сомнением, но все же пошла по той тропке, которую Славушка указал. Внутри у девочки все так и свербело от любопытства. Она помолчала немного, а после опять за расспросы принялась:
– И все-таки, братец, как ты с той волчицей совладал?
– А с чего ты взяла, что это волчица была? – попытался улизнуть от ответа Славушка.
Ему хотелось приумножить свой подвиг: одно дело волка матерого себе в победы приписать, а другое – слабую волчицу. Девки – они завсегда слабее парней. Хоть в людском, хоть в волчьем мире.
– То волк был, – уверенно добавил он, – уж я-то успел разглядеть.
– Ага, волк, – развеселилась Мареся, – такой волк, что аж сосцы молочные во все стороны торчали. Когда она меня до полусмерти напугала, я разглядеть успела. Волчица то была, только что ощенившаяся. И от того, кстати, еще свирепее, нежели самый грозный волк.
