Силов возился с бутылками, с закуской. Номер был двухкомнатный, на тумбочке у кровати Туры стояла привезенная Силовым большая фотография.
Погибшие жена и сын и с ними он, Тура, взявшись за руки, бегут по тропинке между деревьями…
Тура поднес фотографию к губам.
– Все готово! – выглянул Силов из другой комнаты. – Прошу…
Тура поставил фотографию на место, вышел к столу.
– Помянем! – Силов показал головой в сторону тумбочки с фотографией. – Пусть земля будет им пухом!
Они выпили, не чокаясь.
Силов рассказывал:
– …В прокуратуре полная неразбериха. Прикомандированные следователи наломали дров. Потом разъехались… Свердловчане, ульяновские. С Украины… Лучших следователей никто не даст… Так что можешь представить. Местных обычаев никто не знал. Короче: нам крупно повезло.
– Да. Нам очень крупно повезло… – грустно заметил Тура.
Силов поправился:
– Прости. Я неточно выразился. Я хотел напомнить, что ты на свободе…
– Понимаю.
– Мы ходили к Генеральному, но Рекунков нас не принял. У него есть дела поважнее, чем вытаскивать посаженных в тюрьму честных ментов…
– Тогда как же я здесь?
– Расположение звезд… Вот так же у одного бродяги по пьянке в поезде сняли туфли… А он возьми и напиши Щелокову… Тысячи людей пишут жалобы, и ни одна не доходит. А здесь – для смеху, что ли! – дали министру… Тот резолюцию: «Разыскать! Доложить!» Милиция с ног сбилась… Туфли ищут! Наконец какой-то умник догадался. Притащил рваные штиблеты… «Пожалуйста!» Ему, конечно, благодарность! Премия. А дальше – полный отпад! Некому вручить. Бродяга уже сидит, а от штиблет амбре такое – хоть беги…
– Это ты так считаешь. – Тура мудро улыбнулся.
– А ты – нет?
Тура покачал головой.
– Это Хамидулла. Наш местный Аль Капоне. Я виделся с ним в тюрьме, и он мне обещал… Да ладно! – Он прервал себя. – Ты-то как?
– А что я? – Силов улыбнулся. – Зажило, как на собаке. Три перелома и вывих. Правда, при ходьбе хрустит что-то в колене. Как в протезе. Да Бог с ним!
Силов наполнил рюмки, подумал. Заткнул бутылку, убрал в холодильник.
– Пожалуй, больше ни грамма. Остальное – у себя!
– Во сколько нас ждут в министерстве? – спросил Тура.
– С утра. В четырнадцать у нас самолет. Вечером мы уже дома. В Мубеке…
Тура незаметно опьянел. Он сидел на террасе за столом, уставленным бутылками, жалкий, состарившийся, в будничном синем халате-чапане. Взгляд Туры сквозь раскрытые двери блуждал по жилищу, где он столько лет прожил с женой и сыном.
Он видел дорогие его сердцу приметы той, прежней, жизни – зонтик жены, сандалии сына, мячик, книжку, торчащую из-под дивана.
– Шесть лет вычеркнуто из жизни, Валек… – Язык его заплетался. – За что? За что погибли Надя и Улугбек? Даже если бы Аллах хотел меня наказать, он не выбрал бы такой жестокой казни! За что, Валек?
Силов в комнате включил телевизор.
Был час комментаторов за «круглым столом». На экране появились знакомые лица специалистов-международников: Сейфуль-Мулюков, Зорин, Боровик.
– …Своим мнением с телезрителями поделятся также Олег Беляев, Алексей Медведко…
– Я не могу видеть их лиц… – Тура стукнул кулаком по столу.
Бутылки перед ним задребезжали.
Силов поискал по каналам – передавали съездовскую программу.
– Выключи ты эту херню! Я не могу ее больше слушать… – Тура по-блатному скрипнул зубами.
Силов выключил телевизор, вернулся на террасу, смотрел на Туру: таким своего друга он никогда не видел.
Тура продолжал безнадежно:
