След во времени (сборник) - страница 3

Но время вышло, видение исчезло – я проснулся, я дома: пора «выйти из приятного сумрака».

Прошло три года. Я учился на четвертом курсе физического факультета МГУ специализация – ядерная физика. Функция наблюдателя все эти годы не активировалась. Сдав летнюю сессию, я поехал с группой однокурсников в Крым, в Алушту, где находилось уже знакомое местечко под названием Голубовские камни. Располагалось оно на нейтральной полосе между территорией санатория «Кристалл» и морем. Здесь нас не беспокоили ни администрация санатория, ни пограничники, несмотря на то, что это была зона патрулирования.

Добравшись до Голубовских камней, я отправился в Алушту телеграфировать матери, что доехали благополучно. На почте меня ждала телеграмма с кодовым словом «Атлас» и с требованием срочно вылететь в Одессу, где меня встретят. Пришлось, сославшись на домашние дела, объявить друзьям о своем отъезде.

В Одессе меня встретил албанец. Он объяснил, что меня рекомендовали как специалиста по радиационной безопасности и я должен поработать (не бесплатно) в этом качестве. Я понял, что это начало очередной миссии, но в реальном времени. Мне была предоставлена свобода действий, и в то же время ощущался контроль над происходящим, что придавало необходимую уверенность. Мы отправились в одесский порт, на «кладбище» малоразмерных кораблей, на одном из них, с небольшой командой на борту, меня ожидала группа из четырех албанцев и англичанина. И тут я неожиданно будто вспомнил, что моя мать наполовину албанка и с малых лет учила меня албанскому языку, хотя «воспоминания» – действие механизма адаптации при выполнении миссии. Но, тем не менее, для общения выбрали английский.

Озадачили меня следующим: подобрать материалы для защиты при перевозке оборудования с радиоактивными источниками. Я попросил данные по активности источников, но их не было. Мне предоставили полтора десятка дозиметров японского производства, рулон трехмиллиметровой стали, как меня уверяли, – бористой. Я поинтересовался, где находятся радиоактивные источники и есть ли на них маркировка, так как она необходима для расчетов радиационной защиты. Получил ответ, что фотографии с маркировкой будут готовы завтра. Я предупредил своих работодателей, что имеющаяся сталь вряд ли бористая, поэтому требуется анализ, а параллельно надо искать свинцовые листы, для этого нужны деньги. Мне выдали пять тысяч долларов и выделили два дня для решения проблем. Я направился в хранилище радиоактивных отходов, расположенное в шестидесяти километрах от Одессы. Там узнал, что три дня назад были похищены тринадцать ритэгов, которые использовались в акватории порта как маяки. Я попросил продать десять свинцовых листов для лаборатории МГУ (письмо из университета, как оказалось, лежало у меня в кармане вместе с командировочным предписанием). Все было сделано быстро. Аргумент «оплата наличными» действовал безотказно. Листы погружены на грузовичок и отправлены в порт на указанный мной склад. Я же направился в Одесский политехнический, чтобы проверить сталь, предоставленную похитителями, на наличие бора. Оказался прав: бора не было и в помине, о чем мне выдали справку. Вечером привезли фото источников – это были пропавшие ритэги. Просчитал интегральную активность встроенных в ритэги радиоактивных источников, оказалось, что она составляет 10 миллионов кюри. Попади они «не в те руки», беда могла стать долголетней, ведь уже начали забывать о «грязной бомбе», а в данном случае опасность была реальной.