– Я рад, что именно ты прибыл на вызов, Денис. Уверен: МУР отнесется к этому делу со всем возможным вниманием. Но я прошу прислать мне финку и перчатки – после того, как с ними поработают ваши эксперты. Я оформлю соответствующий запрос из ГУГБ.
Денис отошел – отдавать распоряжения, а Миша изумленно произнес:
– Ну и ну! Впервые вижу, чтобы ты передоверял кому-то свое дело!
– Будет лучше, – сухо проговорил Скрябин, – если этим делом займет кто-то и помимо меня. О причинах этого, извини, я пока умолчу. А сейчас – уходим, возвращаемся на Лубянку.
6
Скрябин знал, что должен разъяснить ситуацию другу. И, несмотря на поздний час, они вернулись на площадь Дзержинского. В здании НКВД проекту «Ярополк» было отведено два этажа, длинные коридоры которых застилали податливо-мягкие красные ковровые дорожки с зеленой окантовкой, приглушавшие шаги, а все окна даже и днем закрывали плотные шторы. Скрябин и Кедров молча дошли по тихому коридору до маленького кабинета Николая и бесшумно прикрыли за собой дверь с отлично смазанными петлями. Только после этого Миша проговорил:
– И всё-таки я не понимаю, кому понадобилось убивать Евграфа Иевлева? Да еще – так зверски? Ведь он уже дал показания! Какой был прок в его смерти?
– Выходит, кому-то прок был. И я ругаю себя, что не догадался спрятать Иевлева – убрать его с Казанского вокзала.
Теперь, постфактум, Скрябин распорядился: временно перевезти дочь Иевлева и его троих внуков на одну из конспиративных квартир НКВД. Помахал, можно сказать, кулаками после драки… Николай медленно, будто нехотя, прошел к своему письменному столу и уселся за него, а вот Миша почти что рухнул на посетительский стул напротив. И громко произнес – чуть ли не возопил:
– Но зачем пытать-то было носильщика перед смертью?! Убийца – больной на голову садист, что ли? Уж если решил убить – так отправил бы сразу бедолагу к ангелам! А ему этого мало показалось!..
– Во-первых, Иевлев мог видеть что-то такое, чему изначально сам не придал значения. И не рассказал об этом мне, когда я с ним беседовал. А убийца, вероятно, опасался, что позже на Евграфа Галактионовича найдет просветление, и он побежит на Лубянку. Во-вторых, убийца хотел от него что-то узнать. Потому и перерезал Иевлеву горло так, чтобы не повредить голосовые связки. И тот мог отвечать на задаваемые ему вопросы. А если и не в состоянии был говорить, то мог хотя бы кивать или мотать головой. Возможно, его истязателю большего и не требовалось. Он задавал Иевлеву вопросы – и побуждал его отвечать, нанося ему новые раны финским ножом.
– Ну, какая же мразь! – не выдержал Миша.
– Мразь первостатейная, – подтвердил Николай. – Но даже и не это – самое худшее.
– Да что же еще-то может быть хуже?! Разве что… – И Кедров умолк на полуслове – потрясенно воззрился на своего друга.
– Вижу, и ты всё понял, – кивнул Скрябин. – Да: убийца – кто-то из наших с тобой коллег. И не просто из числа сотрудников НКВД – из тех, кому могла принадлежать та финка. Она-то как раз ключевой уликой и не является. Её могли украсть специально для совершения преступления, чтобы потом пустить следствие по ложному следу.
– Протокол допроса… – прошептал Кедров.
– Точно. Он сразу же попал в архив «Ярополка». И доступ к нему мог получить лишь кто-то из участников проекта. Никак иначе узнать про Иевлева и его показания было невозможно.
Скрябин подумал: Валентин Сергеевич еще накануне предвидел нечто в этом роде. Потому и решил придать расследованию неофициальный характер. У Николая даже шевельнулась мыслишка: а не мог ли руководитель проекта «Ярополка»
