– Вить, а насчёт серёжки удалось что-то узнать?
– Спросил. В описи такая вещь не числится.
– Значит, её украли, – разочарованно констатировала я.
– Может быть, кто-то из нечистых на руку сыскарей прихватил?
– А нельзя устроить обыск на квартире у Зины?
– Подозрение в подслушивании разговора, Танюша, – слабоватое основание для получения санкции прокурора на обыск. А ты знаешь, какая мысль пришла мне в голову? – через минуту спросил он.
Я отрицательно покачала головой.
– А не твоя ли серёжка явилась причиной неудавшегося покушения на жизнь антиквара в первый раз и его успешного завершения во второй?
– Виктор, мне кажется, ты стал уподобляться Никишкину – высасываешь версии из пальца.
– Вовсе нет. Ты подумай хорошенько. Может быть, ты кому-нибудь рассказывала о ней в кругу своих знакомых и друзей?
– О той, которая пропала, точно нет, тем более что она у меня появилась недавно. Так что с первым покушением на жизнь Бориса Львовича никак не могла быть связана, – уверенно ответила я.
– А что, была ещё и другая?
– Она и сейчас у меня находится. Незадолго до первого нападения на антиквара эту серёжку, которая была лишь дуплетом настоящей, я изобразила на своём натюрморте, и её узнал Пётр Николаевич, мой преподаватель рисования. Ты видел его на Саниной свадьбе. Он – давний друг его бабушки.
– Припоминаю. Седовласый такой представительный мужчина.
– Совершенно верно. Так вот, Пётр Николаевич вспомнил, что видел точно такую же на портрете одной дамы, висевшем у его приятеля дома. Представляешь, кем она оказалась?
Виктор отрицательно покачал головой.
– Моей прабабушкой. А приятель Петра Николаевича – моим двоюродным дядей. Так, благодаря своему натюрморту я собственными глазами увидела её портрет, будучи у него в гостях. – И я рассказала Виктору всё, что знала о прабабушкином гарнитуре, умолчав только о чёрном бриллианте. – Кстати, примерно в то же время пропал и мой натюрморт – прямо из выставочного зала.
– Вот так история! – искренне удивился Виктор. – Выходит, Пётр Николаевич и твой дядюшка знали о гарнитуре, а также о том, что он стоит целое состояние, и о том, что одна из серёжек находится у тебя?
– Её дуплет, – поправила я. – Разумеется. Они ещё попросили показать его, возможно, для того, чтобы убедиться, на самом ли деле я являюсь родственницей Сергея Ивановича.
– Так. Круг подозреваемых расширяется.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что сказал.
– Ты что, их подозреваешь?
– Танечка, как это ни звучит банально, подозревать – неотъемлемая часть моей профессии.
– Можешь сразу же сузить свой круг до одной Зиночки. Они оба прекрасно знали, что копия серёжки, изготовленная отцом антиквара по просьбе моей прабабушки, не представляет никакой ценности. Я сама им об этом сказала. Постой! – через минуту воскликнула я. – За несколько дней до покушения на Бориса Львовича, он звонил мне и просил ещё раз принести дуплет. Может быть, действительно твоя версия о том, что кто-то гоняется за моей серёжкой не лишена основания?
– И ты принесла?
– Не успела.
– А Пётр Николаевич с твоим дядюшкой знали об этом?
– Думаю, нет. Не припоминаю, чтобы я им говорила о просьбе Бориса Львовича. К тому же, в момент покушения на него серёжка находилась у меня.
– Как раз об этом они могли и не знать. Ты ведь об этом им не докладывала?
– Нет. Ну сам подумай, для чего им нужна была эта безделушка? Я ещё могу понять, что ради той, которую украли, могли убить человека, но её копия вряд ли могла кого-то заинтересовать, разве что меня как память о прабабушке.
