Слезы русалки - страница 10
Саша усмехнулся и не стал ничего отвечать. Дети Веры вырастут такими же витающими в облаках, не знающими жизни дурачками. И все же Саша в этот момент испытал к жене нечто вроде нежности, словари называют это чувство умилением. Его романтичная, начитавшаяся всякой дребедени Вера! Как она не похожа на ту, другую, образ которой вновь пробудил в нем Вадим.
— Какие девушки становятся русалками? — спросил Саша.
— Утонувшие девицы или девушки, умершие до замужества.
Значит, Лидия вполне могла стать русалкой.
— Мне так понравилась твоя семья, — сказала Вера. Саше ее голос показался вкрадчивым и осторожным.
— В самом деле?
Он не разделял восторгов и считал, что Вера также их не испытывает. Кем тут восторгаться? Ведьмой Аленой Михайловной? Пустоголовой Юлькой — бесполезной соломенной куклой? Вадиком, глядя на которого хочется влить ему в глотку стопку водки и растрясти как следует, выбив усталый вид побитой собаки? Симпатии заслуживают только отец и маленький Арсений, но Вера практически с ними не общалась. Вчера на празднике, организованном как будто бы в ее честь, Вера выглядела глуповато — бедняжка совсем не знала, куда ей податься. И все же Саша хотел понять, почему она лжёт о своём восторге.
— Только вот твой брат Вадим... Мне показалось, что он не рад нашему приезду. — Вера говорила, словно ступала по тонкому льду.
— Не принимай на свой счет. Вадим в принципе ничему не рад в этой жизни.
— Почему он такой?
— Семейное.
Вера замолчала, но явно крутила на языке главный вопрос. Наконец она собралась мыслями:
— Кто такая Лидия?
А, ну вот где собака зарыта. Естественно, старая жирная сплетница Алёна Михайловна расплела свой язык и наговорила Вере небылиц, достойных первой полосы ширпотребных желтых газет. И все же Саша ждал, что Вера когда-нибудь спросит про Лидию, поэтому отреагировал спокойно:
— Невеста моего брата Павла, он умер три года назад.
— А почему он умер? Сколько же ему было лет?
— Мы с ним двойняшки. Павел считался старшим, по словам родителей, он первым из нас увидел мир из материнской утробы.
— Что же стряслось? Почему он умер таким молодым? А твоя мама...
— Да, она сильно заболела на нервной почве, ее душа умерла с горя вслед за ним. Сказать начистоту, она не хочет больше жить и услужливо позволяет болезни сосать свои силы. Мать очень любила Павла. Как и все в нашей семье.
Саша поглубже втянул в себя воздух, призывая на помощь морскую стихию. Вера грустно склонила голову, она приписала Сашин скорбный вздох болью за родных. Но дело было в ином.
Мать и Лидия — слишком щекотливые темы. Как бы Вера ни любила Сашу, какой бы жертвенной и всепонимающей ни была ее любовь, о матери и Лидии разумнее всего твёрдо и бесстыдно лгать.
Мария Дронова, или Марыся, как ласково величал ее муж Петр Сергеевич по примеру тестя, действительно была больна. Душевно больна.
Ее болезнь тщательно скрывалась от всех, особенно от семьи Левиных, с которым Дроновы породнились через женитьбу Вадима. Из посторонних людей припадки Марыси видели лишь отец Андрей, священник и школьный друг Петра Сергеевича. Для остальных же она была женщиной крайне слабого здоровья. И это все, что о ней знали в округе.
С пяти лет кроткая и нежная Марыся стала пугать отца странной для маленькой девочки замкнутостью. Она могла часами тихо сидеть и вдруг резко вскидывала голову, словно видела что-то страшное. Марыся глядела в пустоту, серые глаза ребёнка увеличивались от первобытного ужаса. Затем она принималась кричать, оглушительно и душераздирающе.