Вода сомкнулась над головой. С шипением Шматко осторожно втянул первую порцию воздуха через маску.
«Слава Богу!» – произнёс он мысленно скорее по привычке, нежели из желания поблагодарить Бога, в которого, честно говоря, не особо и верил-то.
Но тут же, вспомнив слова штурмана, задумался. И наверное, не к месту было сейчас медитировать и размышлять, но почему-то именно в такие минуты и приходит желание изменить в себе нечто важное. Так Феоктист задал себе впервые важный кармический вопрос: а может, есть Бог на свете?
И второй Шматко тоже как-то заёрзал внутри разума первого, и припомнилась бухгалтеру Артемию вдруг фигура странного седоватого дядьки в оранжевой жилетке и в фуражке, что махал ему рукой с обочины дороги. А матрос при этом едва не хлебанул холодной финской заливной водицы, ибо и ему вдруг в этот миг привиделся сей оранжевый жилет и фуражка, странные круглые очки и совершенно немыслимая для родной Земли местность, где над головой сияло в небе нездетутышнее тухленькое солнышко.
– Ёктить твою налево, – поперхнулся Шматко. И уразумел сей момент явным знаком.
«Точно есть Бог на свете!» – решил мысленно Феоктист.
И почему-то бухгалтер с ним тута же и однозначно согласился.
– Так, ну и где ты прячешься, мля, гнида фашисткая? – завёл успокоительный разговор сам с собой матрос Шматко и развернулся в воде под килем торпедоносца. – Знаю, знаю, там! Сейчас мы тебя…
И он замолотил ластами, попутно вспоминая, как нужно вообще молиться, и коря себя за то, что так и не нашел в своей жизни времени поинтересоваться этим вопросом. Спустя долгие десять минут искренней молитвы Феоктист увидел в мутной непроглядной тьме силуэт огромного железного борта.
– Лодка! – радостно икнуло внутри Шматко.
Он плыл вокруг неё, проводя первый осмотр.
– Хе-хе, надо же! Вот это совпадение! – Артемьич чуть не хихикнул под водой. На рубке подлодки красовалась аккуратная надпись «U-44».
– Ох, не нравится мне это, – суетнулся внутри матросского разума Феоктистыч.
Уж он-то, всю жизнь имеющий дело с цифрами, сразу почуял неладное. Но движуха вроде как наладилась. То ли со страху, то ли из-за адреналина, но, словно не замечая холода воды, Шматко скрупулёзно обследовал лодку, нашёл пробоины в хвостовой части и разыскал выступающие в носовой части крюки. Водолаз отвязал с пояса ярко-белый деревянный буёк, отпустил его на тонкой верёвке к поверхности, а затем стал подниматься и сам, попутно продуваясь. Наверху был ад. Волны швыряли сильно вверх и вниз. Шматко тут же опять замутило. На катере отсемафорили, что он и буй замечены, и, дав «малый назад», двинулись в его направлении. Феоктист снял маску, закрыл кран воздуха, чтобы экономить боевой запас. В мозгу его билось сейчас только одно:
– Надо вытащить лодку! Надо доставить лодку! Штаб ждёт! Все наши ждут! Весь наш народ ждёт эту лодку! Вся страна ждёт эту лодку! Мы узнаем, мля, что и как у них сделано там, и выиграем, мля, эту чёртову войну! Некуда, мля, отступать!
Все эти мысли придавали ему сил и притупляли ощущение жуткого холода.
И вот катер подошёл, и крюки на тросах были сброшены. Шматко опять натянул маску, повернул вентиль подачи воздуха и пошёл снова вниз к лодке, направляя тяжеленные крепежи, которые опускались рядом с ним. Не сразу удалось зацепить крючья за петли. Пришлось повозиться. Но Шматко был так погружён в это занятие, что даже ощущение присутствия чужого разума внутри него притупилось. И вот он вынырнул, сорвал маску и, улыбаясь, дал отмашку. Готово. Его взяли на борт. Сняли промокший костюм и тяжеленное снаряжение. Отвели в камбуз, где кок по приказу капитана налил ему в алюминиевую кружку около ста граммов чистого спирта. Сев на пороге рубки, обернув ноги сухим бушлатом, Шматко опрокинул в горло спирт, и тут организм его расслабился, поняв, что мобилизация на время отложена. И Шматко практически мгновенно погрузился в сон, удивлённо ощущая краем сознания, что чужой разум внутри также вместе с ним погружается сейчас в тёмную и мутную глубину забытья.
