Сломанный ген - страница 16

– Что же вы делаете?! – надсадно кричал Каверин. – Остановите это! Остановите, пока не поздно! Разомкните руки, разорвите цепочку!

Константин Ильич изо всех сил продирался через толпу, пытаясь побыстрее прорваться на сцену, но неудержимый людской поток захлестнул щуплого профессора и вскоре он исчез среди плотной массы людей. А люди все пребывали и пребывали; пальцы их смыкались с пальцами держащихся за руки счастливцев. Как только вновь прибывшие участники шоу включались в цепочку державшихся за руки, их глаза тут же светлели, невидящий взгляд устремлялся вдаль, лица становились моложе, морщины на них исчезали, складки разглаживались. Они тоже становились счастливыми…

В нос Артура Эдуардовича ударил резкий винный запах, а животом он почувствовал неприятный холодок. Доктор чертыхнулся, сообразив, что пролил на себя остатки вина из бокала. Он так и лежал на диване перед телевизором. На экране взрывались машины, кто-то стрелял, кто-то кого-то бил по физиономии. Доктор Манкевич догадался, что он попросту уснул перед телевизором, и все эти державшиеся за руки люди привиделись ему во сне.

Хмурое и дождливое утро пятницы началось с неприятного чувства необходимости выполнить досадную, но неизбежную обязанность. Несмотря на то что Артур Эдуардович относился к своим старинным, еще со времен школьной скамьи друзьям с симпатией, ежегодные сборища с ними были для него не то чтобы неприятны, а скорее обременительны. Тем не менее традицию, да еще такую устойчивую и многолетнюю, нарушать нельзя.

Давным-давно четыре пацана-сверстника, проживающие в разных парадных одной из панельных пятиэтажек, стройные ряды которых заполняли кварталы тихой спальной окраины большого города, были практически неразлучны. Вместе они пропадали целыми днями во дворах, придумывали игры, хулиганили сообща, а когда в один и тот же год им исполнилось по семь лет, все они попали в один и тот же класс средней школы, расположенной в сером унылом здании типового проекта, возведенном, согласно градостроительному плану, тут же – среди пятиэтажек.

После окончания десятилетки пути некогда неразлучных друзей-приятелей разошлись. Дальнейшая судьба одноклассников сложилась по-разному, но в целом подтвердила, за одним-единственным исключением, народную мудрость о том, что яблоко должно упасть где-то недалеко от садового дерева, его взрастившего.

Сын супружеской четы врача-гинеколога и зубного техника Артур Манкевич, естественно, поступил в медицинский институт.

Отец Вальки Перова был потомственным военным, как и все его предки мужского пола бог знает до какого колена, а мама, как и полагается идеальной офицерской жене, закончила педагогическое училище. Сам Валентин хоть и рос изрядным хулиганом, благодаря широкому армейскому ремню отца и тому, что мать работала в их же школе, стал все-таки человеком, несмотря на то что выбрал гражданскую профессию. Окончил он химико-фармацевтический факультет и, чтобы не слишком нарушать семейные традиции, пошел работать в какой-то оборонный НИИ, где и сделал почти что головокружительную карьеру, дослужившись к сорока пяти годам до директорского кресла.

Третий приятель – Эдик Коншиев, вырос в семье советских журналистов, работающих в разных отделах одной и той же заводской многотиражной газеты. Если мать Эдика безропотно тянула не слишком обременительную, но идеологически сложную, а иногда и опасную лямку автора статей о бесконечных трудовых достижениях работников крупного предприятия, то его отец – бунтарь и диссидент в душе – всю свою трудовую жизнь маялся из-за внутреннего конфликта между собственными убеждениями и текстами его заметок, печатавшихся на страницах многотиражки. Компенсируя нравственные терзания частыми возлияниями, кухонными разговорами с единомышленниками и регулярным прослушиванием по ночам иностранных радиостанций, отец Эдика изливал душу на бумаге. Он писал недурные стихи и хорошую прозу. Учитывая заведомо крамольное содержание своих произведений, он никогда даже не пытался их опубликовать и писал исключительно «в стол», лишь изредка читая рукописи своим друзьям по кухонному протесту. Характером под стать своему родителю обладал и Эдик Коншиев, со школьной скамьи конфликтовавший со всем миром. Он и школу-то закончил только благодаря работающей там матери Валентина Перова, пару раз еле уговорившей директора не выгонять скандального ученика. В институте Эдик (он учился на филологическом) пошел по стопам отца, а точнее – вступил на кривую дорожку – стал писать рассказы и короткие повести. То ли из-за отсутствия таланта, то ли, наоборот, из-за особой гениальности опусы Эдика окружающие не поняли и не приняли, усугубив конфликт автора с суровой действительностью. В итоге, несмотря на то что времена настали относительно либеральные, напечатать что-либо из написанного Эдуарду так и не удалось. Тогда, пользуясь опять-таки задувшими ветрами перемен, он ударился в политику, что принесло мятежному автору некоторую известность, но пагубным образом сказалось на его благосостоянии и семейном положении. Ни семьей, ни постоянной работой Эдуард так и не обзавелся. Наконец он осел-таки в каком-то отделении какой-то партии, вроде бы оппозиционной, но в то же время финансируемой не только за счет иностранных грантов, но и из государственного бюджета. С этого момента Эдика стали приглашать на публичные мероприятия, и он, обзаведясь приличным костюмом, стал произносить зажигательные речи, придерживаясь в основном левых взглядов, обличающие нечистых на руку капиталистов и прочих эксплуататоров. Правда, приютившая Эдуарда партия основной своей задачей ставила сохранение окружающей среды, так что ему волей-неволей пришлось бороться с глобальным потеплением и загрязнением Мирового океана. Со временем «зеленая» повестка полностью захватила политика, и Эдуард Анатольевич Коншиев стал ревностным борцом с техническим прогрессом, приносящим непоправимый вред нашей планете, что, впрочем, никак не диссонировало с его идеями о социальной справедливости.