А на западе от монгольских владений простиралось могучее Хорезмийское государство, казавшееся несокрушимой твердыней.
В том, что с Хорезмом лучше не ссориться, Чингисхан смог убедиться ранней весной 1216 года. Тогда он послал в приграничные с Хорезмом “ничьи” степи, куда сбежали от его гнева племена меркитов, карательную экспедицию.
И надо же было тому случиться, чтобы как раз накануне хорезмшах Мухаммед пришел к мысли, что неплохо бы поддержать свой авторитет какой-нибудь новой громкой победой над “неверными”.
Весть о том, что у восточных границ его владений появились незваные гости, подоспела как нельзя кстати.
Монголы и хорезмийцы сошлись лицом к лицу на реке Иргиз.
Надо отдать должное, монголы, первыми успевшие захватить добычу и застигнутые сейчас врасплох, готовы были поделиться с Мухаммедом золотом и рабами. Но хорезмшах посчитал ниже своего достоинства договариваться о чем-либо с “презренными язычниками”.
Разгорелось сражение, в котором хорезмийцы рассчитывали на легкую победу.
Но “язычники” оказались умелыми воинами и сами перешли в наступление.
Лишь контратака конницы Джелал ад-Дина предотвратила панику в рядах войска хорезмшаха.
Монголы отошли в свои степи. Вернулись домой и хорезмийцы.
Эта бессмысленная битва в степи не принесла выгоды ни одной из сторон, и была расценена великим каганом, как нелепая случайность.
Он даже наказал командиров корпуса за то, что они не сумели уладить дело миром, хотя такие попытки с их стороны предпринимались.
Чингисхан не был заинтересован в эскалации напряженности на своих западных границах. Именно он стал инициатором поиска компромисса. Вскоре после сражения на Иргизе он, вызвав писцов, принялся диктовать им послание к властелину Хорезма.
Перечислив в уважительной форме все титулы хорезмшаха, и пожелав тому царствовать еще сто двадцать лет, Чингисхан предложил разделить сферы влияния. Пусть хорезмшах владеет всем Западом (в представлении Чингисхана Хорезм, естественно, был западной державой), а он, великий каган, будет править Востоком. Поделив вселенную пополам и не вмешиваясь в государственные дела друг друга, они и их потомки будут властвовать долго и счастливо.
Это было не рядовое послание. Такие письма, если и составляются, то, быть может, раз в жизни.
Великий каган понимал, что и слова тут требуются незатертые, искренние, проистекающие из глубины сердца и при этом достойные высоких царственных особ.
Чингисхан был неграмотен, но умел подбирать образные, точные сравнения.
В их поисках он обратился к самым дорогим для сердца любого монгола понятиям.
Он написал хорезмшаху, что дорожит отношениями с ним так же, как если бы тот был его любимым старшим сыном. Такой оборот в устах Чингисхана, исходившего из монгольских традиций, был не только высшей степенью доверительности, но содержал еще глубокий личный оттенок.
Ибо не было в этот период для великого кагана более важной цели, чем та, чтобы его любовь к старшему сыну стала примером для всех подданных.
Вообще-то общее число мужских потомков Чингисхана достигало примерно ста человек – это пятеро сыновей, порядка сорока взрослых внуков, а еще много дюжин подрастающих правнуков.
Но только первые четыре сына Чингисхана от его старшей жены Борте из племени кунграт стали родоначальниками “золотого рода”, оставив заметный след в истории.
Все эти четыре сына – Джучи, Чагатай, Угедей и Тулуй – были умны, отважны, находчивы, решительны и талантливы. Каждый из них пользовался авторитетом и в армии, и среди простых монголов.
