– …известный писатель Валуев, – закончил фразу диктор, и по экрану двинулась панорама: компьютер, стена, книжные шкафы, дверь, окно, стена. Вернувшись к компьютеру, камера скользнула вниз и уперлась в мокрое пятно на полу.
– При опросе соседей оперативники выяснили, что примерно за полтора часа до трагедии к Валуеву кто-то приходил.
– «Дорожный патруль»? – крикнула из кухни девушка. – Лучше переключи на…
– Умри! – рявкнул Пётр.
– …с помощью жевательной резинки… Авария на Крымском мосту, двое пострадавших, – монотонно произнес женский голос, а мужской начал перечислять, кто, куда и на чем ехал.
Пётр убавил громкость и прошелся вокруг стола. Валуев, Валуев… Однофамилец? Вполне вероятно, во всяком случае, тот Валуев, что из черного списка, книг не писал. Как и Батуганин не был банкиром. А Кочергин не был психиатром – и однофамильцем тоже не был. Валентин Матвеич… добрый доктор мозгоклюй.
– Эту передачу повторяют? – спросил он.
– По выходным. Там самые крутые происшествия. Во сколько, не помню. Надо программу посмотреть.
Известный писатель Валуев… Хоть бы на секунду раньше!..
– Эй, ты книжки читаешь?
– Иногда, а что?
– Этот Валуев…
– А, у него детективы.
– Зовут его как?
– Сейчас, погоди…
Девушка вошла в комнату: в одной руке нож, в другой луковица.
– Щас, щас… – она потерла локтем нос и обрадованно вспомнила: – Иван. Иван Валуев, во!
– Молодец. Иди готовь дальше, – распорядился Пётр.
Валуев Иван Тимофеевич. Не самое редкое сочетание, притом что еще неизвестно, был ли казненный Тимофеевичем. А может, и не казненный. Не-е-е… Что-то подсказывало: к Валуеву приходил не грабитель. Его убили по приговору Народного Ополчения. Кто-то водит пальцем по черному списку и ставит крестики. Это значит – он не один. Значит, нужно искать.
– Эй, как тебя? Ты про Нуркина ничего не слышала?
Петру хотелось иметь третий труп из списка. Три – уже не совпадение.
– Не-а.
– Я отлучусь ненадолго. Если смоешься и оставишь меня без супа и без ночлега…
– Не переживай. Куда я денусь из подводной лодки?
Про лодку она хорошо. Пётр перебрал знакомых – самым подходящим был Костя Роговцев. Как раз из бывших подводников. Перст судьбы получается. Если он найдет Константина…
Пётр постучал по деревяшке. Найдет… Кого-то из Ополчения… Он в это не верил.
Остановившись перед Костиной квартирой, он долго собирался с духом. Если и здесь не то… Тогда всё, больше у него никого нет. В принципе, было еще несколько человек, но с ними связываться не хотелось. Не проверенные, из последнего призыва. Те, кто не по убеждениям, а ради славы. Он и раньше отказывался брать их в сотню, а теперь и вовсе не рискнет. Только Костя. Он один остался – из настоящих, из своих.
От волнения звонок вышел робкий и прерывистый. Пётр собирался нажать еще раз, но не успел – дверь открыли. Женщина. За тридцать. Некрасивая. Не обаятельная даже – так, лохудра какая-то.
Женщина поправила немытые волосы и вопросительно посмотрела на Петра.
– Я вас слушаю, – сказала она, и из-под ее верхней губы вылез черный гнилой зуб.
Сестер у Кости не было. А спать он с такой погнушается.
Не говоря ни слова, Пётр развернулся и пошел вниз. Спустившись на два этажа, он вдруг обозлился – на весь мир и на себя лично.
«Что за сопли, – подумал он, стукнув себя кулаком по бедру. – Что за кисельные берега? Костю не нашел? А откуда ему взяться, если всех убрали? Его, небось, в первую очередь. Он же был самый лучший. Ну, почти. Кроме меня. Да, кроме меня, – самый. И при этом надеяться, что его не тронут? Держи карман!»
