– А я? Тоже тут буду учиться?
– Это было бы и в самом деле чудо, второе. Ну а что, всякое бывает, – откликается папа. – Но если бы ты продолжил традицию, я был бы, конечно, рад. И даже… я бы этого хотел. Ты не представляешь, до чего химия – интересная наука!
Они приближались к высокому и немного облупленному зданию.
– Опять что-то чинят, – папа запрокидывает голову. – И знаешь, раньше, еще до прадедушки, здесь был великолепный дворец, с золотыми люстрами, вышитыми коврами, и хозяин его любил, чтобы все вокруг блестело, сияло. Но однажды царь обозвал его, – папа замялся, – попа! Обозвал важного князя, представь?
Папа смеется.
Но Андрюше не смешно, он морщится и начинает всхлипывать.
– Что случилось? Ты что? – Папа останавливается и даже трясет от удивления Андрюшу за руку.
– Меня тоже обзывают в саду. Пап! Но не попа, а… у нас неправильная фамилия.
– Это еще почему?
– Мальчишки говорят: «Листик – глистик!» А я… – Слезы вдруг брызжут у Андрюши из глаз. – Я… – он вспоминает что-то очень печальное и замолкает.
– Ты должен дать им хорошенечко в нос. Тем, кто так говорит! Обязательно, слышишь? – Папа садится перед Андрюшей на корточки, достает большой клетчатый носовой платок. Велит ему сморкаться. Вытирает Андрюше слезы, что-то ласково объясняет ему, но Андрюша не слышит.
– Твои мальчишки – просто дурачки, – доносится наконец до Андрюши. – Листьев – замечательная фамилия, но хочешь, расскажу тебе один страшный секрет? Обещаешь держать язык за зубами?
Андрюша застывает. Слезы мгновенно высыхают. Он высовывает кончик языка, скашивает на него глаза и тут же прячет язык обратно.
– Обещаю!
– Фамилия у нас замечательная. Но на самом деле никакие мы с тобой не Листьевы. Понимаешь? Я – Петр Лист. И ты тоже – Андрей Лист. И дед твой – Генрих Лист. И прадед. Композитор такой был, кстати, знаменитый. Но не только. Мы все по мужской линии – немцы! Все твои дедушки, и прадедушки, и прапра- тоже были немцами. А мой двоюродный прадед был знаешь кто?
Папа произносит это так громко, что длинный дядька с мохнатой рыжей собачкой, бегущей мимо по снежной улице, останавливается, а собака рычит.
– Пойдем, – папа тянет Андрюшу вперед. Санки послушно едут сзади, но теперь за веревочку их тянет папа. – Так вот. Моего двоюродного прадеда, а твоего прапрадеда, звали Густав Иванович Лист! Великий был человек. Инженер, машиностроитель. Купец. Родом он был из Германии, потом как-то оказался в России. Густав Лист изобрел пожарный насос, так что пожары наконец научились тушить. Так им и скажи, твоим мальчишкам, – но тут папа прервался. – Нет, лучше ничего не говори. Не нужно это… Неважно. Это потом бабушка записала отца Листьевым, потому что к немцам тогда плохо относились.
– Почему?
– Долгая история. Война! Сначала одна, потом другая. В общем, на четвертинку ты немец, гордись!
Андрюша шмыгает носом и смотрит на круглую арку, раз она перед ними, значит, они пришли.
3
В саду Бум-бум Андрюша катается с горки: сначала на санках, потом бросает санки и просто съезжает на «пятой точке» (так говорит папа), на отличной картонке, которую папа ему раздобыл здесь же, возле помойки.
Внезапно словно выключают свет, и из потемневшего неба валит густой снег. Андрюша смотрит наверх – небо большое, как ночь; ловит ртом снежинки, а папа не ругается, разрешает глотать крошечные ледяные шарики и куда-то ведет его. Они снова идут по улице и вскоре заходят в теплое душное место. Папа трет клетчатым платком очки, сажает Андрюшу за высокий деревянный стол и подкладывает ему под попу матрасик с санок, чтобы было повыше. Санки стоят рядом, прямо возле их столика, потихоньку с них натекает лужа. А на стол приземляется вдруг тарелка с дымящимися пельменями, душистыми и горячими! Рядом стоит тетя в белом фартуке, это она ее принесла? Тетя улыбается папе и Андрюше: «Приятного аппетита!» и добавляет, обращаясь только к Андрюше: «Кушай как следует!»
