Просто? Просто. И красиво. Оценил и Витька: вызвался нарезать хлеб, приготовил вилки, тарелки!
В общем, взятку проглотил. И я, пытливо взглянув на отдувающегося мамонта, молча пришлёпнул перед ним ладонью злосчастный листок.
– Что это, счёт? – ещё витая где-то, вопросил лениво Витька. Вглядевшись и прочтя, но так и не врубившись, поинтересовался, за что это я, собственно, предварительно потратив столько продуктов, собираюсь его жизни лишить? И если это шутка, то не смешно.
– Не смешно, – согласился и я. И если бы дело касалось кого-то, я бы, возможно, разочек хихикнул, но письмо опущено в мой ящик!..
– Интересно! – оживился Витька. – Бумага А – 4, духами не пахнет. Отпечатано на принтере, так что ни пола, ни характера писавшего не определить. И на вкус – покусав уголок послания, сделал заключение Витька – не отличается от остальной, коей в любом офисе тонны.
– Ещё бы не интересно, – в тон ему продолжил я. – Особенно, когда послание не тебе.
Но Витьку было не смутить:
– А с чего ты решил, что письмо тебе? – проигнорировав моё справедливое возмущение, начал говорить он по делу. – Сознавайся, соблазнял чужих жён? А, может, Райхерта, всё же, ты?.. Признайся, сразу станет легче: раньше сядешь, раньше выйдешь.
И это Витька мне!.. Едва не задохнувшись от гнева, я стал искать глазами, чем бы поувесистей ударить. Но Витька замахал руками и сказал, что «верит, верит!.. Что не я!..» Не хватало ему ещё получить травму в нерабочее время. И, как ни в чём ни бывало, продолжил рассуждать:
– Так, значит: старость уважал, места старушкам уступал. Конфликты на работе?
– Были! Но я оставил любимый завод настолько давно, что участники тех ссор давно наверняка забыли как меня зовут…
– Деньги… Занял у кого-то денег?..
Пришлось признаться, что да, Николаю Ивановичу я был должен. Сто рублей. Но вряд ли он, чтобы вернуть столь огромную сумму стал так рисковать. Да и, если Витька подзабыл, по причине смерти Райхерт написать не мог.
– А раньше? – прицепился Витька, – а если он опустил в почтовый ящик послание раньше? Ведь я, по моим же словам, каждодневным вниманием ящик не баловал. И где конверт? Если письмо было написано и запечатано в одном из офисов, то какие-то отметины на конверте должны сохраниться.
Конверт остался там, где был разорван. Я бросился к калитке! Но и конверт нам тоже ничего не дал.
– А если!..– повесил паузу, невыносимый Витька. – А если письмо не тебе? Ты жив? Ты жив. И это значит!..
– Значит что?..
– А то, что кто-то уже умер. А умер у нас кто? Сосед. Письмо в твой ящик было брошено по ошибке, а то, что перед тобой до сих пор не извинились, так это нужно будет как-то пережить.
– А если всё же не ошибка?..
– Значит, будем ждать, жизнь план покажет. Дождёмся следующего письма, и уж тогда!..
– А если?..
– А вот тогда и поговорим! – уворачиваясь от диванной подушки, выкрикнул задушевный друг, и, подхватив кружку с чаем, сбежал на крыльцо.
Что самое тягостное в жизни? Правильно, ждать и догонять: посадят – не посадят… Обратиться к гадалке? Не дожидаясь окончания разбирательства, удариться в бега? Обычно все у нас бегут в Америку, а там? Там за убийство срок пожизненно, у нас же – от шести и до пятнадцати… И то, на «пятнашку» ещё нужно расстараться. Так что Америка подождёт. Вопрос, как быть с запиской. Посадят – одно, а прибьют – это другое. И пусть Витька утверждает, что, кого надо, уже убили – пассивно дожидаться развязки я не могу.
