Что такое компьютер, я не знал. В процессе я разобрался, что это громоздкое устройство, которое несет в себе всякие полезные ништяки. Например, калькулятор на «тыщу миллионов» цифр или мозговыносящую игру, в которой бита выбивает мячиком кирпичики.
Современным детишкам трудно представить, что когда-то самая простая игра грузилась с аудиокассеты минут шесть-семь. Все это сопровождалось жутким перезвоном, который нисколько не напрягал, потому как мы с отцом с нетерпением ждали загрузки. Бывало, старый магнитофон «Маяк» отстреливал кассету, а это означало, что весь путь нужно было проделывать заново. Я сидел с открытым ртом, глядя на это чудо инженерии.
Праздник в доме наступал, когда папа подключал цветной телевизор. Игра становилась не черно-белой, а раскрашенной яркими красками. По выходным я играл около часа. В будни я не мог самостоятельно все настроить и подключить. Это были тяжелые дни.
Учеба начала даваться мне неплохо. Я выписывал корявки в тетрадках, но больше умел и любил читать. Я знал простейшие данные об окружающем мире, но буксовал на «трех кругах», в которых надо разместить фигуры так, чтобы они соответствовали условиям задачи.
Мне помогали родители. Это было тяжело – педагоги из них не самые лучшие. Тем не менее мы постепенно осваивали мир цифр, знаков, слов и предложений.
В конце года я забыл в классе машинку и решил вернуться за ней. Впереди было лето, а там, как нам сообщили, мы переходили во второй класс, в «настоящую» школу.
Глава 6. Начало школьного беспредела
Школа поразила меня деловитостью, обилием людей, контрольно-пропускным режимом в виде суровых вахтерш и необходимостью поднять руку, чтобы спросить разрешения выйти в туалет. Привычка контролировать свои естественные нужды очень помогает мне сейчас, особенно в районах, где с туалетами напряг.
Я научился выговаривать букву «Р» (спасибо логопеду), а мы оказались лицом к лицу с «Б» и «В» классами. Нас дразнили «ашками-какашками» и вообще считали за биомусор (ведь по глупой советской традиции считалось, что в «А» класс набирали лучших. Нас ставили в пример, и это неожиданно оказывалось плохо, если ты общался с ребятами из параллелей.
Во втором классе я пережил страшное унижение моей школьной жизни – меня на двадцать секунд закрыли в женском туалете. Я успел оценить его чистоту и приятность. В него было не страшно заходить, в отличие от мужского.
Старшеклассники с утра занимали позицию в темном предбаннике столовой и пугали нас красным фонариком-брелоком, с ревом выбегая навстречу. Мы слышали истории о том, что тех, кто не успел убежать, щекочут до потери пульса. Так я научился быстро бегать задолго до советов Форреста Гампа.
Нас ловили и мутузили дежурные, окрикивали учителя, нам не давали веселиться на переменах. Однажды я поднялся на третий этаж. Это было негласно запрещено, но уж больно интересно было попасть туда. Журналистский нюх привел меня в запретное царство очень быстро.
Там я увидел загадочные кабинеты, наполненные какими-то длинными жирафами (старшеклассниками), нереальное движение и симпатичных девчонок.
И тут на ровном месте я получил первую двойку.
К счастью, на общей успеваемости это не сказалось. Я по-прежнему шел на грамоту, мне окончательно стала нравиться литература, а слова я писал правильно просто потому, что много читал.
Те годы практически стерлись из моей памяти. Помню, как бабушка с дедушкой переехали от нас в далекую и загадочную страну «Малиновка». Однажды я оказался на этом краю мира и с ужасом смотрел на кольцевую автодорогу. Здесь явно обрывался мир. Мне стало казаться, что в Малиновку меня отправляют в каникулярную ссылку. Я плакал, упирался и боялся не вернуться из этого места.
