Не заметила, что сестра остановилась, наблюдает за мной. Потом она негромко и осторожно спросила:
– Грустишь?
– Конечно, грущу, – созналась я. – Всегда буду грустить.
Анька подошла и в порыве чувств обняла меня со спины. Вот за это я сестру и люблю. Она может казаться резкой, несдержанной, может кричать и ругаться, но вот в такие моменты, важные и трудные, никогда не оставит. Подойдёт и обнимет, и останется рядом.
Я запретила себе плакать, но глаза всё-таки вытерла, затем сделала глубокий вдох, сбрасывая с себя печаль. Сказала:
– Всё хорошо. – И переспросила: – Так что ты говоришь?
Анька махнула пыльной тряпкой.
– Да я про Полинку, – пробормотала она. – Это не важно.
– Почему это не важно? Она нам родня. Хоть, и названная.
– Я бы сказала: не званная. Но, знаешь, она ведь за этого папика замуж собирается. Я тебе точно говорю.
– Может, она его любит?
Анька голову подняла, посмотрела на меня, после чего выдала сокрушительное:
– Ага, любит! Устроиться она поудобнее хочет.
Я пожала плечами.
– Имеет право. Ей с ним жить, и ей с ним спать. Пусть поступает, как хочет.
– Это, конечно, но всё равно несправедливо.
– Это чем?
– Лида, она ни дня в своей жизни не работала. Только и мечтает о том, чтобы поудобнее устроиться. И побогаче. Разве мы с тобой такие?
– А предложи тебе олигарх замуж, – усмехнулась я, – ты бы тоже о любви рассуждала?
– Олигарх? Где их взять, олигархов? Ты хоть одного вживую видела?
– Нет.
– Вот именно. А ты в Питере жила!
– Ань, я на метро ездила. А олигархи в метро не спускаются.
– Спускаются, я читала. Некоторые специально за женой.
– Сказки ты читала, – отмахнулась я.
Анька отвернулась от меня, походила вокруг, высматривая, что бы ещё сделать полезного. После чего вдруг вздохнула. А Анька вздыхала редко, это была моя дурацкая привычка, а не её.
– А так иногда хочется, – сказала она.
Я через плечо обернулась. Насторожилась от её мечтательного тона.
– Чего?
– Любви. – Сестра ко мне обернулась. – Знаешь, такой, как в кино или в романе. Чтобы не спать, не есть…
– Мозгами не пользоваться, – подсказала я.
– Лид, а ты когда-нибудь так влюблялась? – Сестра смотрела с любопытством, потом вдруг указала на фотографию моей мамы. – Скажи, как на духу. Признайся.
– Да в чём признаваться? – удивилась я. – Чтобы не спать, не есть? Не помню такого.
– А Мишка? Замуж же хотела.
– Ну, хотела. И ты за Витьку своего хотела, и даже вышла. Тоже не спала, не ела?
– Ага, – кисло отозвалась Анька. – На десять килограмм с этим обалдуем поправилась, не помнишь что ли?
– Да я то помню.
– А так хочется, чтобы раз и всё, – она щёлкнула пальцами почти перед моим лицом. А я вдруг вспомнила, что этой ночью как раз-таки спала плохо. И странно подумать из-за кого. Из-за мужика, которого видела первый раз в жизни.
– Кстати, о мужиках, – не удержалась я. – Расскажи, из-за кого мне вчера Петрович взбучку устроил? Выговаривал потом минут десять, словно, я президента проворонила.
– А кого ты проворонила?
Я прикинулась задумчивой, хотя, отлично помнила и имя, и как выглядит.
– Кажется, он называл его Давидом.
– А, Давид. – Анька лицом просияла. – Да, Давид вчера вернулся, видела его в зале. Его несколько недель не было, даже скучно. Он хоть улыбнётся, «привет» скажет, не то что некоторые. Снобы.
– Кто он такой?
– Давид Кравец. Его дед антиквар, говорят, богат, как Кощей Бессмертный. Но об этом никто ничего достоверно не знает, потому что он из дома не выходит много лет. Кажется, это какая-то болезнь.
