Фарингдон медленно повернулся, очень осторожно сформулировав свой ответ:
– Если это о том деле, которое вы упомянули ранее…
Макс медленно вздохнул:
– Не совсем, сэр. Только о том, что вам следовало бы поговорить с вашим сыном. Я видел, как сегодня вечером он… излишне настойчиво ухаживал за одной из ваших горничных.
Фарингдон удивился:
– За… горничной? Какой именно?
Вспомнив широко раскрытые глаза Селины, испугавшейся увольнения, Макс ответил:
– Откуда я знаю?
Фарингдон пожал плечами и взял свой кий.
– Ну что ж, это просто горничная. Молодые люди должны иметь свои удовольствия. И девицы не против.
Лед застыл в венах Макса.
– Уверяю вас, она была категорически против, – резко заявил он. – И я, не колеблясь, скажу об этом всякому, кто меня спросит. – Если кто-нибудь спросит. Фарингдону явно наплевать. – В конце концов, – добавил он, – вы ведь не хотите, чтобы кто-нибудь стал задавать вам вопросы насчет трагедии мисс Скотт, не так ли?
К его полному изумлению, собеседник побелел как мел:
– Нет, я, конечно, поговорю с Годфри, но, Блейкхерст, это же всего лишь служанка!..
Макс вышел, не сказав ни слова.
Он ушел в спальню, где обнаружил своего бывшего ординарца, складывающего сорочки.
– Какого черта ты здесь делаешь? – проворчал он.
Хардинг усмехнулся:
– Свою работу, сэр. Я ее выполню лучше, чем здешние слуги. Ну что, сэр, удалось?
Макс задержал дыхание. Затем выдохнул. Смерть Верити Скотт была еще слишком свежей раной.
– Нет. Спокойной ночи, Хардинг.
Макс упал в кресло. Все, чего ему хотелось, – тишины и покоя, чтобы можно было подумать. Чтобы полностью принять тот факт, что с Верити Скотт он потерпел поражение – точно так же, как потерпел поражение с ее отцом.
На следующее утро, восседая в своем будуаре на диване, крытом балдахином, леди Фарингдон вдохновенно отчитывала свою заблудшую племянницу:
– И чего только ты добивалась, втираясь в расположение лорда Блейкхерста? Вероломная маленькая потаскуха!
Верити на мгновение прикрыла глаза от страха. Она могла сказать правду о том, что хотел от нее Годфри, – и быть обвиненной в попытке заставить его на ней жениться.
Таким образом связать свое имя с Годфри… Лучше умереть.
Глубоко дыша, она погрузилась в себя, отдалившись от потока брани, от ненависти.
Вдруг распахнулась дверь, пропуская лорда Фарингдона. Его выпуклые глаза обратили горящий взгляд на Верити.
– Вон, – отрезал он.
Радуясь, что можно убраться, Верити направилась к двери. И услышала, открывая ее, как лорд Фарингдон спросил:
– Что за дьявол случился между тобой и Блейкхерстом прошлой ночью, мальчик мой?
Верити торопливо наклонилась к замочной скважине. Она привыкла слышать о себе только плохое, и порой ей не помешало бы для безопасности узнать немного больше.
– Довольно, милый мой! Ты прекратишь это ребячество до тех пор, пока Блейкхерст не покинет этот дом! Последнее, что нам нужно, – это…
Чем было это последнее, Верити узнать не удалось. Заслышав шаги, она выпрямилась и убежала. Она услышала достаточно. В следующие несколько дней она будет в безопасности. Может быть, это даст ей время подумать о побеге, что за последние пять лет не приходило ей в голову.
Верити сложила вторую простыню и добавила ее в стопку починенных вещей. Осталась еще третья. Быстрый взгляд на часы подтвердил, что у нее достаточно времени. Гости с хозяевами еще на лодочной прогулке.
Внезапно открылась дверь, и знакомая высокая фигура влетела в комнату, закрыв за собой дверь с удивительной скоростью и столь же удивительным беззвучием. Мужчина не сказал ни слова, но озирался по сторонам.
