– Абсолютная правда… Она всем нужна, Сережа. – Старик вздохнул, вдруг скривился, словно от зубной боли; маска спокойствия лопнула, и перед Сергеем открылось подлинное лицо страдающего человека. Поэт произнес, медленно подбирая слова: – Мой сын… он был… плохой… человек. Но я хочу знать, что люди, забравшие его у меня, они… на этом все у них кончится. Сережа, я звонил одному человеку – вот его визитная карточка, возьмите ее… Он встретится с вами и многое расскажет. Вы поможете мне, ему, всем нам… Происходит что-то страшное, Сережа…
* * *
Волкашин не был в родном городе семь лет. После армии пошел служить в ФСБ, сразу же был переведен в Санкт-Петербург, и с той поры его старые кореша ни сном ни духом не ведали о его существовании. И вот неожиданно появился. Всего на трое суток. Выкроил время, взял срочный отпуск за свой счет, якобы по причине недомогания, скакнул в самолет – и теперь сидел в прокуренной комнате общежития шестого комбината сборного железобетона. Здесь ютился со своей женой Алик Горохов. Уже лысоватый, с лицом, изрезанном морщинами, – тяжелый труд на формовке железобетонных плит и регулярное пьянство кого хочешь состарят раньше времени. А было Горохову всего тридцать пять. Как и Волкашину.
Юрик Волкашин считал себя неудачником – всего лишь капитан, дальнейших перспектив по службе ноль. Денег тоже ноль. Жилье не предвиделось – ютился в комнате ведомственной общаги. Про семью можно было не заикаться – какая семейная жизнь при его рабочей загрузке и бытовых условиях? Еще немного, и жизнь окончательно улетит мусорным пакетом на свалку несложившейся судьбы. Как у всех его друзей юности: Антона Мулатова, Бори Маранкова, Веньки Азарова, Олега Сысоева, Алика Горохова…
Все они выросли в одном дворе, окруженном хрущевскими пятиэтажками. Вместе пакостили, вместе дрались с пацанами из соседних дворов. Старухи-соседки предрекали им тюремные нары и скорую гибель от финки блатаря. Только бандитов из них не получилось – покуролесили в семнадцать лет, после благополучно отслужили в армии и жили на гражданке честно – кто как мог. Волкашин ушел в госбезопасность. Алик Горохов (человек, в общем, ограниченный) мыкался по стройкам, пока не нашел пристанище в общаге комбината ЖБИ. Олег Сысоев одно время служил в милиции, но за алчность был уволен и перебивался охранником на автостоянке; вкалывать он терпеть не мог: пусть мало платят, лишь бы балду гонять. Он днем и ночью ходил в своей камуфляжной форме с замусоленными локтями и мечтал устроиться в пожарную часть – сутки дежуришь, трое дома.
Венька Азаров, профессиональный водила, несколько раз влетал по-глупому – то машину чужую разобьет, то груз попортит в дороге, а как устроился в автобусный парк, так вообще забыл, что такое деньги – там кормили обедами в столовой и обещаниями погасить долги. Озлобился Венька, из семьи ушел, в карты стал играть на деньги (проигрывать).
Борька Маранков на рынке печеньем торговал, но как-то неудачно. Он много чем пытался торговать: шмотьем, рыбой, видеотехникой, теперь вот печеньем; но братва местная чересчур давила поборами, да менты, да администрация рынка – всем кушать хотелось. Зарабатывал он, как нормальный рабочий на заводе, не больше. На заводе за такие деньги хлопот мало – работай да зарплату жди. А ему и по соплям частенько рэкетиры давали, и менты товар отбирали внаглую, и по поездам он маялся с сумками, по барахолкам в чужих городах; только другой профессии он себе уже не представлял – тридцать пять лет не двадцать, заново переучиваться, перестраиваться не всякому под силу.
