– Милая,… подь ко мне, голуба моя…
Его голос манил и вытягивал из нее желание, которое висело на паутинке, готовой лопнуть тут же.
Он убрал руку с сазана своего и протянул к ней, призывая прийти к нему. Рыбина его словно живая шевелилась и ждала, когда занырнет поглубже в пруд ее.
Не знамо как, Оксана очутилась возле стола и взяла двумя руками живое существо. Красивое, большое, дышащее и пахнущее хрустящей корочкой. Она погладила его, полюбовалась и поднесла свой нос к головке, чтобы вдохнуть свежий аромат. Замурчала от удовольствия и лизнула. Сладкий вкус заставил слюнкам потечь по гладкости, и она засунула в рот сначала головку, а потом и половину рыбины, бьющейся во влажности и содрогающейся. Ее губы свело от растяжения, и она освободила его, чтобы поцеловать и еще полюбоваться.
Едва она отодвинулась, как почувствовала его широкую ладонь у себя на ягодицах. Он подталкивал ее, приглашая взгромоздиться на него всем телом.
– Ну же… – хрипел он.
Оксана влезла и замерла. Ей вдруг стало страшно, что такой сазан порвет ее пруд и оставит без приятностей и щекотки.
Но мужик одним махом подмял ее под себя и оказался меж ее ног. Он стал тихонько тыкать, клевать, нащупывать мокрое место. Утопил сначала головку, освоился немного и еще, потом еще… пока не достиг дна. Оксана почувствовала, как в самой глубине он бьется и ласково целует ее твердь. Потом сильнее и еще, и еще. Она задрожала вся, потом напряглась и выгнулась ему навстречу с диким криком. Берега ее ритмично сужались и расширялись, сужались и расширялись, пока она снова не начала дышать. Он медленно вынырнул из нее, дал отдохнуть и стремительно нырнул вновь, целуя ее дно, не останавливаясь ни на мгновение. Ее пруд выплескивал влагу и сокращался до потемнения в глазах. Уши заложило и казалось, что смерть стоит на пороге в ожидании ее. Но он вынырнул и излился животворящим настоем на лицо ее, оживляя и придавая новых сил. Оксана вытерла щеки, губы и поднесла к носу, чтобы понюхать исцеляющий настой. Его запах растянул губы в блаженной улыбке. Она посмотрела на мужика и кивнула:
– Василь?
– Отдыхай, Оксанушка, отдыхай, милая…
Солнечный луч щекотал ресницы и настойчиво будил к утренней трапезе, которая уже был почти готова. Оксана потянулась и открыла глаза. Баба Нюра заварила самовар и поставила на стол блюдо с желтыми блинами.
– Проснулась уже? А я будить тебя хотела, – повернулась к ней баба Нюра, вытирая руки о передник.
– Мне опять снился сон…
– И хорошо. Иди умывайся, косу заплетай да за стол. К обеду уже дома будешь, – хитро улыбнулась старушка.
Оксана, причмокивая, пила чай с жирными блинами, что оставляли блестящие следы на подбородке и пальцах и слушала, как баба Нюра поет какую-то веселую песню и улыбается блаженно.
– Баба Нюра, Василь приходил, – сказала Оксана, когда та закончила петь.
– Знаю. Он попрощаться…
– Эээ… вы успели? – как-то неловко стало Оксане перед бабой Нюрой после того, что у них с Василем случилось ночью.
– Хорошо попрощались, милая… прям, как раньше, – вздохнула она.
– Мне сон снился… – начала Оксана.
– Хороший? – улыбаясь во все щеки, спросила баба Нюра.
– Очень…
– Вот и ладно. Образ заберешь его?
– Чей?
– Ну чей тебе больше приглянулся. Тот и забирай. Вон они на печи лежат. Писаные. Сазан и карасик твой, – кивнула она в сторону лежанки на печи.
– Так сазан Василя же, – совсем потерялась Оксана от случившихся с ней историй.
