Однако я стараюсь отбросить негативные мысли и сосредоточиться на красоте и тишине. И тут мое внимание привлекает высокий мужской силуэт. У него впечатляющая фигура, отчетливо видимая в лучах солнца, золотящих окружающий ландшафт. Я надеюсь, что это собачник. Однако рядом с ним нет никакой собаки. Во мне просыпается женское начало. Когда он подходит ближе, я чувствую себя неловко, думая, что мне следовало, возможно, пойти по другой тропинке, но я не хотела быть слишком заметной.
Мы приближаемся друг к другу, и я вижу, что у него темные вьющиеся волосы, развевающиеся над приподнятым воротником хорошо скроенного черного бушлата. Конечно же, он слишком ухожен, чтобы быть опасным, успокаиваю я себя.
В любом случае он погружен в свои мысли и даже, кажется, не замечает меня, так что мне сразу становится стыдно за необоснованные подозрения. На самом деле он довольно красив, и я отвожу взгляд, пожалев, что не накрасилась и не уложила волосы.
Мысленно смеясь над своим тщеславием, я продолжаю идти, не зная, как лучше пройти мимо него: смотреть куда-то вдаль или лучше в землю? Удивительно: порой не знаешь, куда девать глаза на таком огромном открытом пространстве.
И прежде чем я успеваю принять решение, незнакомец вдруг говорит:
– Доброе утро! Милая у вас шляпка.
Я касаюсь головы, словно не помню, что на мне надето… А-а, берет.
– Спасибо, – откликаюсь я, опустив голову и пряча улыбку.
– Прекрасный день! – продолжает он и останавливается, что заставляет меня остановиться тоже.
– Да, – говорю я. – Так красиво. Холодно только. – Боже, это звучит, как будто я жалуюсь?
– Что привело вас сюда в этот час? Где-то тут ваша собака? – Он оглядывается по сторонам.
– У меня нет собаки, – отвечаю я, гадая, так ли выглядят серийные убийцы. – У вас тоже?
– У меня тоже, – признает он. – Мне просто нужно было прочистить мозги, подышать свежим воздухом. Выдалось трудное утро.
У него обаятельная улыбка, мгновенно чарующая.
– Честно говоря, приятно с кем-то поболтать. Я был так погружен в свои мысли, что казалось, схожу с ума.
– Забавно, и у меня то же самое, – замечаю я.
Если он и серийный убийца, то очень симпатичный, надо признать.
– Слава Богу, что вы понимаете, – произносит он, – и не думаете, будто я чокнутый.
Я ощущаю неловкость.
– О, я понимаю… – говорю я.
– А вы отчего сходите с ума?
Ответ сам слетает с моего языка. Непонятно почему. Из-за его голоса? Его улыбки? Из-за моей потребности в очищении?
– Ну, если вы действительно хотите знать, мне осталось жить семьдесят девять дней.
ЧТО? Зачем я это сказала? Даже если не брать в расчет мою точность (спасибо, календарь), почему я выложила это незнакомцу?
Я могла сказать что угодно. Проблемы на работе. Просроченная кредитная карта.
Кажется, я нашла верное средство обрывать разговоры. Незнакомец выдыхает с неподдельной растерянностью:
– Это ужасно!
И смотрит на меня в потрясении. Я отвечаю таким же взглядом, прикусив губу и жалея, что не могу вернуть вырвавшихся слов. Кажется, они, как в комиксах, пылают в огромном пузыре над моей головой.
– Не очень, – продолжаю я. – Извините. Мне не стоило говорить это. Я не искала сочувствия.
На его лице появляется выражение сострадания.
– Это просто… я постоянно думаю об этом…
– О, могу себе представить. Это естественно, так что не извиняйтесь. Я рад, что вы мне рассказали. Это я должен извиниться.
Выражение его глаз внушает доверие. Мы смотрим друг на друга, не очень понимая, как себя дальше вести.
