Конечно, это тоже можно списать на какие-нибудь сложные физиологические процессы в работе мозга, отвечающие и за этот вроде бы не совсем логичный поворот событий – выход к свету. Но это не существенно, модель и так понятна. Пренебрегать этой моделью мы, пожалуй, не имеем права. Но если мы хотим докопаться до истины, мы не можем такими выводами ограничиваться.
Большой ущерб объективному пониманию описываемых явлений для людей неподготовленных, но непосредственно сталкивающихся с этой проблематикой, наносит неразборчивость многих толкователей в аргументации. Нередко всё смешивается в одну кучу: реальные и очень сложные для рационального восприятия явления и здесь же опыты медиумов и экстрасенсов, а последним тоже есть чем удивить и поделиться. Это нагромождение подчас и мешает понять суть вполне объяснимых явлений.
Человек, проживший опыт смерти, всегда начинает по-настоящему переосмысливать себя, всегда по-настоящему задумывается о том, что такое жизнь и мир, его окружающий. Человек всегда начинает сознавать, что он обладает качествами, которых он не знал в себе прежде, и даже неким сверхсознанием, – но называть это можно как угодно. Именно такие события в жизни, этот фундаментальный интерес к себе и к своему месту в мире и пробуждает в человеке способности, которые заложены в каждого из нас. Просто мы этим не пользуемся. Не знаем, как пользоваться. И в общем-то не испытываем в этом потребности. А тот, кто шагнул в другой мир, в возможностях своего сознания уже не сомневается и оттого вольно или невольно начинает всем этим пользоваться. Спекулировать на этом довольно просто.
По этому поводу, комментируя работы Муди, о. Серафим замечает следующее:
«Д-р Моуди свел вместе два довольно разных явления: действительный опыт “клинической смерти” и опыт “приближения к смерти”. Он признает разницу между ними, но утверждает, что они образуют “единое” и должны изучаться вместе. В тех случаях, когда опыт, начинающийся до смерти, кончается опытом самой смерти (независимо от того, было или нет оживлено данное лицо), действительно налицо “единые” переживания, но некоторые из описываемых им явлений (очень быстрое воспоминание событий жизни в момент опасности утонуть, опыт “входа в тоннель” при подаче анестезирующего средства вроде эфира) довольно часто переживались людьми, которые никогда не переносили клинической смерти, и поэтому они, возможно, принадлежат к “модели какого-то более широкого опыта и могут лишь случайно сопровождать умирание”. Некоторые из ныне публикуемых книг даже еще менее разборчивы в отборе материала и сваливают в одну кучу опыты пребывания “вне тела” и действительные опыты смерти и умирания»[49].
рождение души, завершенность, воля
Англосаксонские авторы, с которых мы начали наш обзор, особенно ученые мужи, охотно грешат лирическими отступлениями, испытывая что-то вроде фрустрации от отсутствия возможности развернуться на страницах своих книг с художественным размахом. Этот комплекс вообще распространен среди интеллигентов, мечтающих «написать роман». Автор этих строк – прежде всего автор художественных книг. Поэтому приводимый ниже личный эпизод – это не дань хорошему тону. Это скорее взнос по задолженности, внесение личной лепты в общий котел. Ведь черпать наши сведения мы вынуждены из общей «базы данных».
В возрасте пяти лет автор этих строк пережил нечто, напрямую соприкасающееся с нашей темой. Однажды в летнее время всей семьей – мать, отец и мой брат – мы отправились купаться на речку. Семья жила тогда в Пензе, куда мой отец, молодой советский офицер, был направлен на учебу в военную академию. Река Сура, на берегах которой разросся город, с плывущими по ней кораблями, с быстроходными «метеорами» на подводных крыльях, с высокими мостами, с которых местные смельчаки прыгали в воду, вызывая восхищение у зевак, – эта небольшая по русским меркам река казалась нам, детям, безбрежным морем, чем-то похожим на саму жизнь. Жаркие летние дни небольшие речные пляжи, размеренный быт благополучной многодетной семьи, в которой я рос, беспечное детство… – эти краски несмываемы, они проступают через любые наслоения жизни, как бы ни складывалась дальнейшая судьба человека.
