Он вышел, а лесничий, озабоченно глядя ему вслед в окно, пробурчал: «Холера забери всю эту музыку!». Однако что-то предпринимать надо было. Кабан-секач уже второй год подряд повадился приводить стадо на поля и огороды. Посевы гибли, несмотря ни на какие меры. На сторожей надежда была весьма призрачная; с палкой на трехсоткилограммовую тушу не попрешь, а хоть бы и поперли, да некому стало! Смельчаков сильно поубавилось после того, как в прошлом году попробовали шугануть его собаками да криком. Где там! Придавил двух мордашей, лихоимец, и был таков!..
Шагая по примятой шинами председательского «газика» траве, Николай угрюмо размышлял о возникшей проблеме. Не было ее еще два года назад, точно! Он вздохнул и в сердцах поддал сапогом ежистую кочку: «Сами виноваты, а он расхлебывай! За каким чертом понадобилось распахивать не только пустошь, отделявшую заказник от намеченного к промышленной разработке леспромхозовского массива, но и обе стороны ее вырубки. Спрямим поля, объединим и улучшим клинья! Улучшили, спрямили, язви их в дробину! Сколько зверя распугали и птицы! Был бы хоть толк от затеи, а то все зазря! Говорил ведь, – не трогать вырубки и пустошь. В молодняке были лежки кабанов, и лоси кормились, а теперь поди! Да еще приманили свеклой и картошкой, что посеяны на тех землях…».
Времени до собрания оставалось с час. Николай решил по пути зайти к свояку, – посоветоваться, благо тот состоял членом правления и мог в случае чего повлиять. Хотя после его огорода? Николай в раздражении сплюнул. Он был зол сейчас на всех подряд, начиная с кабана и кончая пострадавшим свояком.
Он всего четвертый год управлял лесным хозяйством заказника в должности старшего лесничего. Спервоначалу эта должность никаких хлопот ему не доставляла. Народ был дисциплинированный и посему происшествий, вроде порубок или, тьфу-тъфу, пожара не случалось. Браконьерствовали по мелочи, – где зайчишку из силка вынет либо тетеревиные перья, – след подранка, – заметит, (но и то – не само ли зверье балует?). А чтобы косулю, кабана либо лося, – упаси боже! Все началось, когда он поставил свою подпись под решением распахать перешеек, – санитарной зоны, как значились они в документах. В общем, объегорили его тогда, как молокососа! Виктор тоже уговаривал Николая, – пусть теперь плачется в председателев пиджак.
Свояка дома не оказалось, но Ольга, сестра Николая, вышедшая замуж за Виктора шесть лет назад и поэтому переселившаяся в Опарино, была дома. Усадив Николая за стол, она налила ему тарелку аппетитного наваристого борща. Он намекнул сестре, что неплохо бы усилить это естественное чувство. Ольга сердито отмахнулась, сказав, что выдули все в прошлый раз, – «али не помнишь?». Через полчаса наевшийся и повеселевший Николай, не торопясь, подходил к правлению колхоза «Красный воин»…
…Огромный вепрь, уткнувшись головой в подопрелую опадь, из-под полуприкрытых век смотрел на резвившихся невдалеке двух однолеток, на кормящихся матерых маток и снующих около них темные шарики поросят.
Назойливость людей, тревожившая в последнее время его стадо, поутихла, но чувство тревоги было сильным. Вепрь ощущал ее не потому, что беспокойство, порожденное ею, было сильнее, чем обычно. Он чувствовал что-то еще, очень похожее на тревогу, но сидевшую в нем глубже, не покидающее ни на секунду его настороженный мозг. Он чуял опасность, как будто она носилась в воздухе и своим веянием вздымала щетину на загривке лесного великана.
