– После этого госпожа Далгат начала исцелять? – спросил Адриан.
Августин кивнул:
– Очевидно, Мэдди подарила ей не только жизнь. Может, она знала, что умирает, и хотела передать свой дар. Вскоре госпожа Далгат начала исцелять больных, как Мэдди.
– Как она это делает?
Августин воздел руки к небу:
– На ней благословение нашего Господа, и он ее слушает.
– Но ведь вы настоятель. Разве не к вам должен прислушиваться ваш Господь?
– Марибор сам выбирает, через кого действовать. У него свои причины. В том, что мы их не понимаем, – наша вина, не его.
Этот разговор больше напоминал рассуждения, которые Адриан привык слышать от священников. За долгую жизнь Августину следовало смириться со скептицизмом. Адриан полагал, что настоятелю часто доводилось с ним сталкиваться: убеждать людей доверить свои души чему-то, что нужно принимать на веру, – непростая задача. Очевидно, на его лице отразилось сомнение, поскольку он так и не освоил искусное равнодушие Ройса.
Августин поднялся и хлопнул в старые, мягкие ладоши. Звук получился негромкий, однако глаза настоятеля возбужденно сияли.
– Идите со мной!
Он провел их через неф церкви. Два монаха, наверное, знали, куда он направляется, потому что сняли со стены пару факелов и зажгли их от жаровни, стоявшей возле входа. Церковь представляла собой большое помещение с алтарем на возвышении и кафедрой. Стены и потолок украшала роспись, однако в тусклом свете Адриан не мог разглядеть деталей. Монах средних лет взял Августина под руку, когда они подошли к ступеням, ведущим вниз, в глубины скалы. Добравшись до двери, настоятель толкнул ее. За дверью луч света падал сквозь пробитое в потолке косое окно на пьедестал, представлявший собой искусно высеченную скульптурную группу из четырех коленопреклоненных человек с поднятыми руками. Они держали золотой сундук, сверкавший на солнце.
Настоятель поднял крышку и продемонстрировал содержимое сундука: кусок ткани. Материал в черно-сине-зеленую клетку казался простой накидкой или небольшим одеялом. Он был старым, выцветшим, рваным и сильно обтрепавшимся по краям. Ткань была аккуратно разложена по всей длине и подвернута, как гобелен.
– После битвы с демоном, – сказал Августин, глядя на золотой сундук, благоговейно сложив перед собой руки, – Бран Возлюбленный снял свою накидку. Утром он не стал брать ее с собой. Это единственная истинная вещь, доказательство моих слов. Мы верим, что накидку – кусок ткани, что вы видите перед собой – подарил Брану Брин. Если так, она должна быть старше Империи Новрона, намного старше церкви Нифрона и даже старше Персепликвиса. Это Накидка Брина.
В темном гроте, рядом с золотым сундуком в странных каменных руках, омываемым ослепительными, чистыми лучами солнца, Адриан действительно ощутил благоговение. От некоего таинственного присутствия у него по коже побежали мурашки. Он видел перед собой старое одеяло в сундуке, но чувствовал близость вечности, окна в иной мир, невозможной складки реальности – следа бога.
Несколько минут все молчали. Стояли, завороженные простой шерстяной тряпкой, словно мысленно общались с ней, с самими собой и с Марибором. Не произнеся ни слова, настоятель закрыл сундук и нарушил чары. Затем вывел их обратно, в светлый, мирный двор.
Снаружи ярко светило солнце. Все снова стало нормальным. Однако никто по-прежнему не разговаривал, и Адриан вновь напился из пруда. На сей раз он плеснул воды в лицо и огляделся.
