Вскоре небо опять залохматилось дымчато-белыми тучами. Ветер дует нам в лицо, треплет податливый березняк. Неприветливо и сыро на реке. За ближайшими мысами мы – почти одновременно – замечаем свежие затесы на деревьях. Это сворот на пункт, где работают астрономы.
Заводим лодку в небольшую бухточку, выходим на берег. Под темным сводом густых высокоствольных елей плещется по скользким камням ручеек. На толстой лиственнице, склонившейся к реке, метровый протес и надпись на нем, заплывшая прозрачной серой:
«Сворот на пункт Голый. Идти на восток по затесам шесть километров».
Рядом с лиственницей небольшой лабаз, спрятанный в тени деревьев. На нем под брезентом хранятся продукты, какие-то свертки и всякая мелочь астрономов. К одному столбу пришита деревянными гвоздиками береста с лаконичной надписью: «Вернемся десятого. Новопольцев».
Под лабазом лежит лодка вверх дном. На земле пустые консервные банки, рыбьи кости. У затухшего костра дотлевающие головешки; сочится тоненькими струйками дымок, расплываясь по воздуху прозрачной паутиной.
– Совсем недавно ушли. Это тот… Гаврюшка с женой. Их лодка, – говорит Василий Николаевич. – Уже четвертый час. Что будем делать?
– Я не прочь идти ночевать на сопку к астрономам. Ты не устал?
– С чего бы! Кстати, и рыбки унесем им, там на гольце уха в охотку будет.
Быстро разгружаем лодку, вытаскиваем ее на берег. Свой груз складываем под лабаз. С собою берем только плащи и телогрейки – взамен спальных мешков – да небольшие котомки.
Из-под скал несет предупреждающим холодом. На западе, куда бегут отяжелевшие тучи, в полоске света колышется радужный дождь. Он надвигается на нас. Уже на заречных марях копится серый липкий туман, и на свежие ольховые листики легла пылью влага.
Но мы пойдем. Стоит ли обращать внимание на погоду? И что из того, если вымокнем? На то в тайге и костер. Ведь если выбирать для похода только солнечные дни, далеко не уйдешь!
Бойке и Кучуму не терпится: бросаются то в одну, то в другую сторону и убежали бы вперед, но не могут разгадать, в каком именно направлении мы двинемся.
Через несколько минут мы уже пробираемся по чаще старого заглохшего леса. Впереди, показывая нам путь, бегут хорошо заметные на темных стволах деревьев затески. Рядом с ними тропка, промятая копытами оленей да ногами человека. Ее проложил рекогносцировщик, намечая на отроге пункт. Он же сделал и затесы. После него прошли строители, астрономы, пройдут еще наблюдатели, топографы.
Дико и глухо в старой тайге. Сюда не забегают живительные ветры юга. Сырой, тяжелый мрак окутывает чащу. Черная от бесплодия земля пахнет прелью сгнивших стволов да вечно не просыхающими лишайниками. Даже камни тут скользкие от постоянной сырости. А молодые деревья чахнут на корню, не дотянувшись до света. Путь преграждают корявые, иссохшие сучья отмерших елей да полосы топей, замаскированных густым зеленым мхом.
Скоро, однако, лес впереди поредел, проглянула свободная даль. Но вершины отрога не видно. Кажется, тучи спустились ниже, и мы чувствуем их влажное дыхание, видим их все более замедляющийся бег.
Лес обрывается. Тропа, перескакивая через россыпи, вьется по крутому склону лощины. С нами взбираются на отрог одинокие лиственницы, да по бледно-желтому ягелю пышным ковром, прикрывшим мерзлую землю, бегут полосы низкорослых стлаников. А у ручья, будто провожая нас, собрались белые березки. Всего лишь несколько дней, как появились на них молоденькие пахучие листики.
