Смерть на кончике хвоста - страница 41



– Невозможно было удержаться… Ты понимаешь? Там такие шмотки… Просто кровь в жилах стынет…

– А если хозяйка вернется?

– Хозяйка укатила в Ниццу.

– Ты и это успела выяснить? А если она вернется сегодня вечером? Если уже вернулась?

– Объясняю еще раз. В холодильнике стояло молоко. А на молоке стояла дата. Третье февраля. Третье. А сегодня девятое.

– Ты, я смотрю, не только авантюристка, но и частный детектив. Причем не очень хороший. А может, она отправилась в эту свою Ниццу на шесть дней, откуда ты знаешь?

– Нинон! – Наталья достала сигареты и закурила. – Я занимаюсь туристическим бизнесом уже четыре года. Шесть дней – не срок для тура. Есть неделя, есть две, есть десять дней.

– Плебейка! – Нинон саркастически затрясла пудовой грудью. – Возвращайся в свой Днепропетровск. Не думаю, что такая обеспеченная дамочка, как эта твоя Дарья Литвинова, будет бегать с группой от одной достопримечательности к другой. Может, она вообще в Монте-Карло отправилась, капиталы спускать. Или решила оттянуться с возлюбленным среди орхидей. Таким женщинам туры не нужны, они их унижают. Ясно выражаюсь?

– Куда уж яснее. – Наталья нахмурилась. Проницательная Нинон только озвучила ее мысли, не больше.

– И потом этот ее кекс… Как, ты говоришь, его зовут?

– Денис.

– Ага. Этот Денис – типичная акцентуированная личность с ярко выраженными фобиями. Сегодня он кладет ключ в ящик, а завтра… Завтра он припрется и начнет высаживать двери. Хотела бы я на тебя посмотреть в этот момент.

– Он уехал в Москву. И будет десятого. То есть только завтра.

– Его письмо у тебя?

Наталья достала из портфеля письмо и протянула его Нинон. И пока раскрасневшаяся от эклеров Нинон изучала неровные и отчаянные строчки, Наталья молча любовалась подругой. Подглядывание в замочную скважину и участие в чужих судьбах делает Нинон чертовски привлекательной. Этакая стокилограммовая праматерь человечества, всевидящее око и перст судьбы по совместительству.

– Ну все понятно, – Нинон оторвалась от увлекательного чтива и взглянула на Наталью. – Что и требовалось доказать. Никуда он не уйдет от этой твоей Дарьи. Влюблен по уши и шантажирует.

– Откуда ты знаешь?

– А чего тут знать? Проклинает, швыряет в морду обвинения, а потом приписывает: если передумаешь – позвони. А в подтексте есть еще и продолжение: если не передумаешь – позвоню сам. В дверной звонок. Так что жди визита. А лучше – забудь ты про эту квартиру.

– А собака?

– При чем здесь собака? Дело ведь не в собаке, правда? Тебя достала коммуналка, хочешь вырваться хоть на день, пожить другой жизнью. Правда?

Не в бровь, а в глаз.

– Правда, – вздохнула Наталья.

– Это опасно. Поверь мне.

– Нинон! Что за философские беседы? Ты же ведешь совсем другую рубрику.

– Сегодня ты осела в ее квартире, а завтра захочешь стать ею самой. Что будешь делать, когда она вернется, эта твоя Дарья?

– Тоже вернусь. В свою жизнь.

– Давай, что ли, коньяку хряпнем. – Нинон сложила письмо и протянула его Наталье. – Не нравится мне вся эта ситуация.

– Почему?

– Журналистское чутье. Из своего круга вырваться невозможно. – Нинон поднялась, проплыла в сторону стойки и вернулась с двумя бокалами коньяка.

Они молча выпили.

– У меня нет своего круга, ты же знаешь, – вздохнула Наталья. – Дом – работа, работа – дом.

– Это не имеет значения. Я тебя двое суток не видела, а какие кардинальные изменения! Волосы перекрасила. Сигареты дорогие куришь.