О ней ходили разные слухи. По самым гнусным, она была танцовщицей в каком-то нью-йоркском кабаре. Но я слышала, что на самом деле Мэйми Аллен занималась бальными танцами на Бродвее… Ее белую кожу оттеняли ярко-рыжие волосы, без сомнения, натурального цвета. Она была высокой, очень стройной и такой грациозной, что даже самые решительные сторонники чистоты рода Дуглас-Хьюзов должны поутихнуть при одном ее виде. Словом, прекрасная женщина. К тому же она казалась сердечной и открытой, и потому понравилась мне с первого взгляда.
– Знаете, а ведь на свете очень мало мест, куда Сэнди мог бы меня повезти, а все из-за страха перед бунтарями и восстаниями, – сказала она задиристо. – Я и вправду начинаю верить, что в неведенье счастье.
Я не сразу поняла, что она говорит о своем муже. Элегантный мистер Сандерсон Дуглас-Хьюз сидел прямо передо мной – и вдруг это ласковое и забавное «Сэнди».
– Счастье иметь такую жену, как ты, моя дорогая, – ответил он с улыбкой, – так что осторожность не помешает.
Мистер Дуглас-Хьюз тоже производил приятное впечатление. Он был дружелюбен, спокоен и нисколько не скрывал любовь к супруге. Кажется, они прекрасно дополняли друг друга. Думаю, в Министерстве иностранных дел искали именно таких, как он – любезных и рассудительных джентльменов.
– Мистер Эймс, как я понимаю, вы знакомы с Элен Рено – один мой приятель видел вас вместе на прошлой неделе. Очаровательная женщина, не так ли? Я не знаком ни с одной кинозвездой… Будьте добры, расскажите о ней.
Этой внезапной речью нас ошеломил мистер Джеймс Харкер, племянник миссис Баррингтон. Повадками и сложением он был похож на свою тетю. Его приятное круглое лицо светлело от улыбки, а улыбался он, надо сказать, очень часто. Когда нас представили, мистер Харкер показался мне, несмотря на свой возраст, счастливым любознательным ребенком, и он с таким невинным видом ждал ответа на собственный вопрос, что это впечатление только усилилось.
Гости были заинтригованы, но в смущении старались скрыть свой интерес. Самой мне, впрочем, тоже было весьма и весьма любопытно, ведь о знакомстве Майло с французской актрисой я не знала ровным счетом ничего…
В подобных ситуациях я изображала равнодушие. Вот и сейчас подняла глаза на мужа, стараясь всем своим видом показать, что меня нельзя вывести из равновесия так просто. Он ждал моего взгляда и встретил его абсолютно спокойно.
– Я не очень хорошо ее знаю, – совершенно непринужденно ответил Майло. – Мы виделись на паре-тройке вечеров, на этом все.
– Хм, уверен, я слышал, что вы с ней по-настоящему близкие друзья.
В воздухе повисла неловкая тишина. Мне стало зябко, а дыхание сперло, как это бывает от тоскливого чувства, счастливо забытого мной за последние месяцы супружеской жизни. Гости заерзали на стульях, но мистер Харкер этого не заметил, тем более что и Майло, его прямой собеседник, по-прежнему находился в прекрасном расположении духа.
– Что ж, боюсь, вам сказали неправду, – мягко ответил он.
– Да, но…
– Очень вкусный крем англез, – произнесла вдруг миссис Вивьен Гармонд.
Это была едва ли не первая ее реплика, но как изящно и естественно миссис Гармонд сумела перевести разговор в другое русло! Другой, пожалуй, не сумел бы перебить человека так, ничуть не выходя за рамки приличий.
– Да, превосходный, – добавила миссис Дуглас-Хьюз. – И вообще, ужин просто замечательный.
