– Да я видела, как Инна туда входила!
– Вы видели их вдвоем?
– Нет, но… я видела, как Инна выскочила оттуда, а потом раздался крик снизу, и я побежала посмотреть, что случилось. А там… там мать, понимаете?!
– Инна, – медленно произнесла Алла, пытаясь прояснить сказанное и одновременно обдумывая полученную информацию, – вы говорите, что фактически стали свидетелем убийства матери?
– Ну… наверное, можно и так сказать, да! – тряхнула головой Дарья.
– Вы видели Инну после?
– Да вы хоть представляете, что я чувствовала в тот момент?! Моя мать умерла, ее убили!
– Скажите, Дарья, а зачем Инне Гординой убивать Ларису?
– Этого я не знаю, – буркнула девушка. – Но вот что я знаю: мать и Инна в последнее время без конца ссорились.
– Из-за чего?
– По-моему, это как-то связано с папой. Почему бы вам у самой Инны не спросить?
Когда Дарья Томина удалилась, получив от Аллы заверения в том, что она обязательно выяснит, что случилось с Бузякиной, в комнате на короткое время установился режим полной тишины. В этой тишине, густой, как сметана, слышалось лишь тиканье часов с боем – подарок Деда на какой-то праздник. Штука дорогая, но чужеродно смотревшаяся на фоне современной, почти спартанской обстановки кабинета.
– Что скажете, коллеги? – поинтересовалась Алла, первой нарушая молчание.
– Прям цыганочка с выходом! – ухмыльнулся Ахметов. – Нежданчик…
– А мне вот кое-что странным показалось, – задумчиво покачал головой Белкин.
– Ну, Александр, поделитесь с нами, – предложила Алла.
– Не знаю, заметили ли вы, но Дарья назвала Томина папой, а вот Бузякину…
– Она ни разу не назвала ее мамой – только матерью, верно! – перебил Шеин.
– Да, как-то не вяжется с дочерним горем и непреодолимым желанием наказать преступника, – пробормотал Ахметов. – И все-таки с этой Гординой поговорить необходимо!
– Согласна, – кивнула Алла. – Может, мы сразу все и узнаем: послушаем ее версию, выясним насчет алиби.
– Ну, Алла Гурьевна, – хлопнув себя по ляжкам, сказал Антон, – похоже, тут и в самом деле попахивает преступлением!
* * *
Иван Гурнов открыл калитку, и навстречу ему из дома вылетел огромный лохматый зверь. Если бы патологоанатом не знал, что Владимир Князев держит гигантского ирландского волкодава, он, несомненно, наложил бы в штаны и рванул за забор. К счастью, мужчина и собака были знакомы, поэтому Иван лишь ласково потрепал ее по холке и умело предотвратил его наскок себе на грудь (стоя на задних лапах, Жук был одного роста с долговязым Гурновым).
– Ну, и где твой папка? – спросил он и, по понятной причине не дожидаясь ответа от пса, двинулся к дому. Однако не успел Иван дотянуться до ручки, как дверь распахнулась и на пороге нарисовался невысокий, стройный молодой человек восточной наружности.
– Ты кто? – изумился Гурнов, отступив назад и едва не навернувшись на ступеньках.
– Я Сархат, – спокойно ответил незнакомец. – А вы?
То, что юноша – именно Сархат, а не Семен или Антон, было ясно и без паспорта, однако Иван был настолько удивлен, увидев в доме друга незнакомого человека, что не сразу нашелся что ответить на такой наглый вопрос. Он знал, что у Мономаха есть домработница, но мальчишка-гастарбайтер, ведущий себя здесь как дома, – дело другое!
– Ты меня в дом-то впустишь? – не отвечая на вопрос, поинтересовался Иван.
– Если вы к дяде Вове, то к нему нельзя, – вполне дружелюбно, но твердо заявил Сархат. – Спит он. Устал очень после суток. Вернее, после двух.
