– А так лучше – с объедками?
– Объедки, говоришь… Для собачек и голубей не побрезгую, но для себя беру цельные продукты. Остались еще богатые и благонравные попечители.
– Прямо-таки, попечители! Небось, женщин тоже поставляют.
– Этого добра и без них хватает. Большой выбор. Вот и думаешь, кого из голливудских звезд поиметь хочется. Наши звезды, как сам знаешь, примитивнее и противнее, надоели с их личной нечистоплотной жизнью. Все СМИ пропитались их спермой, запахом гениталий и дорогой парфюмерией. А в темноте кого угодно вообразить можно.
– Чем они тебе не угодили?
– В том-то и дело, что надоели своим бесконечным шоу-бизнесом. За деньги из трусов выпрыгивают, подыгрывают вороватым олигархам и чиновникам. А журналисты, как ни смешно, обращаются к ним за мудростью. А так хочется порядочности, язви их!
– Уж очень предвзято получается. Не могу отвечать за всех, но у многих людей есть кумиры из артистов. Эти поклонники любят искусство, старятся вместе с любимыми актерами, также им сопереживают. Вместе с их смертью уходит эпоха, без них тоскливо жить и уже не так страшно умирать.
– Вот! Простые люди умирают без показухи, а эти знаменитости агонизируют так, что и общество не может удержаться от слез. А может, звезды – это не люди, а божества?
– Вижу, тебя ничто не сломит. Так и ты добивайся признания – как фотограф. С твоими мозгами и закалкой можешь умные статьи писать.
– Скучно. Указывают все, кому не лень. На первую полосу газеты суют какого-нибудь передовика, угодного высшему руководству, на второй полосе обязательно производственная тема, на третьей – что-то из политики, четвертая полоса не имеет жестких ограничений, но все равно приходится считаться со вкусами главного редактора. Все это не по мне. Выставки – да, у меня дипломов не счесть.
– Фотоаппарат есть? – С затаенной надеждой сыщик глянул на собеседника.
– С собой не взял. Я все по старинке, не люблю цифровые фотокамеры, а серьезный инструмент просто так в карман не положишь.
Обитатель стоянки усмехался и периодически ворошил пятерней непокорную шевелюру. Большая всклокоченная борода созвучно подергивалась, что являлось пусть и единственным, но хоть каким-то признаком реально происходящей беседы. Тяжелый взгляд остановился на сыщике, на мгновение прояснился и кривым ножом застрял в сознании Алексина.
Виктор стоял у железнодорожного полотна и грустно смотрел вслед удаляющейся Ленки. Ее длинные золотистые волосы и полы расстегнутого светло-кремового плаща развевались от быстрого движения. Она не оборачивалась. Неведомая сила гнала ее. Куда?
Необычно и приятно, когда осень и весна дружно соседствуют. Буйная зелень пересекается ровными рядами увядающей травы, будто шпалами железнодорожного пути. И вся жизнь – железная дорога? С ритмичным стуком колес и поскрипыванием рессор. Настолько привыкаешь, что уже не замечаешь каждодневного дискомфорта. Но вдруг останавливаешься и удивляешься, как раньше не обращал внимания, и уже поздно исправлять. Нет чтобы всегда проявлялась добрая любознательность, так нет – все куда-то бежим, бездумно растаптываем ростки цветочной нежности. В преходящих мелочах просчитываем до миллиметра, а по крупному счету впустую растрачиваем жизнь. Куда же ты, Лена, бежишь? Там – пустота, никто тебя не ждет. Оглянись, посмотри вокруг!
Сон отступает, но остается усталость от ночных переживаний и не покидают предчувствия каких-то страшных последствий. Уже и сомнений нет, расставание с Леной становится катастрофой для них обоих. Иначе думать невозможно, когда духовный мир теряет устойчивость, нет нравственных ориентиров. Не будет завораживающей мечты, придающей смысл всякой деятельности. Он уже чувствует дыхание смерти. Такое состояние невыносимо. Нельзя допустить морального разложения, надо Лену тоже предостеречь о близкой опасности. Виктор протягивает руку, включает бра, смотрит в темный квадрат окна. Пространство распахивается, и мириады звезд выплескивают призыв к душевному освобождению.
