Смерть онлайн - страница 17

Часов около восьми вечера Дмитрий выходил из магазина с пакетом. Настя сидела в машине. Они купили воду, ананас, кампари, коньяк, водку, морс и грейпфрутовый сок – парочка вкусных, крепких и расслабляющих коктейлей за знакомство или за его продолжение никогда не мешали на такой вечеринке.

– А как там твоя Умопорночительная? Умничает или «порнушничает»? – спросила Настя, ища в магнитоле свою папку.

– Можно сказать, что умничает, – ответил Дмитрий, опуская задние стёкла в машине. – Вернее, умничаньем это не назовёшь. Но чушь прекрасную несёт. И у неё большие проблемы. Ты возьми, потом, почитай. Она так попирает детские сады, школы и институты, что неприятно подумать, что человек этим живёт. Материться, врёт и, одним словом, как я уже сказал, чушь прекрасную несёт. Больше всего неприятно то, что она на пустом месте грубит. Видимо, я для неё сейчас воплощение всех причин её неудач и неурядиц.

– Ну, а нормальное хоть что-то пишет?

– Да вообще ничего. Гонит на женщин, на мужчин, на секс, на мужей, на жён, на всех и на всё.

– Ну, знаешь, на том конце чата можно писать, что угодно.

– М-м-м, умная мысль, – с серьёзным видом попытался съязвить Дмитрий, блокируясь от Настиных шлепков по плечам, шее и голове. – Да, я понимаю, но ты же знаешь, я не на эти слова смотрю. Я же стараюсь разглядывать, что она скрывает. Она слова не даёт вставить, вот и бесит. Лучше скажи, о чём ты сейчас таком думала, раз на такие мои умные слова сделал такой глубокий вывод, – закончил он с улыбкой.

– А как её зовут? – проигнорировала последние слова мужа Настя.

– Вита. Виолетта – любовь до рассвета. – И снова последовала очередная серия шлепков.

– Её интеллект раскачало какое-то несчастье, и теперь способности к познанию и решению проблем у неё значительно шире, чем у среднестатистического человека. С её телом тоже не порядок, может очень толстая. Она просит у всех помощи, но и отвергает её от каждого, потому что не считает нужным спуститься с неба на землю за подачкой.

– Ты ещё хочешь с ней общаться?

– Для нас она никакого интереса не представляет, но да. Теперь да, хочу – самую малость. Мне необходимо дойти до проблемы. И, мне кажется, что я ей нужен.

– Ты всем нужен.

– Настя, ты же знаешь, мне надо то, чего у меня нет. А поэтому, всё просто – если в течении тысяч пяти слов с её стороны я не вынесу для себя, и не запишу, ни одной умной мысли, общению будет положен конец.

– Дима, я хочу тебя кое о чём попросить.

Они уже мчались в игровую.

– О чём?

– Я знаю, как ты к этому относишься, но можешь сходить к гадалке? Спроси у неё про меня, про себя, что угодно, только сходи, поговори с ней.

В другой раз Дмитрий может и разразился б лекциями по поводу шарлатанства, плутовства, да всякого рода абстрактной чуши, которую те несут своим доверчивым, а зачастую, отчаявшимся посетителям. Но тон Насти прозвучал как-то умоляюще. Да он и сам как-то беспокоился в последнее время неизвестно почему, и Настя, скорей всего, это чувствовала. Настроение в последнее время стало каким-то, если можно так выразиться, уязвимым, чего раньше за собой он никогда не замечал, более того, он всегда мог похвастаться своей стрессоустойчивостью. Дмитрий списывал всё на невозможность закончить книгу скоро по причине редких сомнений в том, что он собирается написать что-то дельное, чему повод так думать давали отдельные её моменты. Он чувствовал, что все задержки написания книги исходят откуда-то изнутри, а не из-за того, например, что он прокопался целый день в интернете, «чатясь» с «этой» или выискивая нужную ему для книги информацию. Дмитрий задавался себе вопросом, что может стоит повременить? Может рано ещё для такого труда? Может лет через десять-пятнадцать? Когда он станет ещё мощнее в интеллектуальном смысле. Молодость непродуктивна – по молодости надо ставить только спортивные рекорды. Серьёзные писательские труды были написаны в пятидесятилетних возрастах. Вопрос: в минуты вдохновения, все эти мысли, тревоги и намёки на портящееся настроение испаряются? Нет. Легче становится, да, но только потому, что творческие муки исчезают, как будто снимаешь тесную обувь, в которой проходил весь день. Это не то облегчение, которое должно наступать, если бы причина была в этом. Что-то другое. Что-то, до чего он никак не мог докопаться. Может здоровье? Для тридцати шести лет рановато, хотя и после тридцати уже все с болячками ходят.