Сапог не ломает, чулок не марает,
На коня садится, под ним конь бодрится,
Он плеткою машет, а ворон-конь пляшет.
Поехал молодчик к стежкам-дорожкам,
К стежкам-дорожкам, лагам ко болотам,
Где водица лилеет, трава зеленеет,
Сады расцветают, соловки распевают,
Кукушки кукуют: у кукушки нет дружки…
– Ты чего тут? – увидал из карагода Дежку брат Николай. – Купила ли пряников?
Вместо ответа Дежка живо показала ему тугой узелок на вытянутую руку.
А Николаю уж черед дальше идти, он еще что-то хочет сказать младшей сестренке, да не успевает, пляска увлекает его в сторону. А рядом уж взыграла гармонь у гармониста, и Дежка мигом забыла про брата.
– Сыграй, Сашутка, – просят гармониста, – сыграй заливного!
– Нет, не буду, – улыбается Сашутка, а сам потихоньку перебирает.
– Знамо дело, без магарыча какая игра. – Кто-то из здешних приносит Сашутке на подносе рюмку зеленого.
Сашутка, ловко закинув гармонь на плечо, не торопясь выпивает, и так у него соблазнительно получается, что весь обступивший люд ахает от удовольствия.
Уж после этого Сашутка ступает к карагоду, а карагод растягивается в большой круг, выскакивает Якушка да как засвистит, да как зальется прибаутками своими:
– Ай, где ж это видно, от кого ж это слышно,
Чтобы курочка быка родила, а бычок поросенка?
Тут даже Дежка с Машуткой переглянулись, да и прыснули со смеху…
– Поросенок яичко снёс,
На высокую поличку взнёс,
А поличка свалилася, и яичко разбилося.
Раз, два – чише, э-эх!
Я у Машки замашки покрал,
Голопузому за пазуху напхал.
Как маков цвет, горят девичьи лица деревенских невест. Слушают все Якушку, а сами с парнями приезжими переглядываются. Ловят эти перегляды Дежка с Машуткой, пересуживают:
– Нынче наши будут по три раза переодеваться.
– Кой три! Пока все не перемерят, не остановятся, гля, сколько гостей понаехало!
– Все женихи, все с подарками, – завидует Машутка.
– Тебе-то какая корысть? Ты ж замуж не пойдешь, вроде?
– Я-то?
– А обет давеча давала.
– Я ж забыла, Дежка, правда, решила – не пойду, чего хорошего?
Якушка не унимался, превозмогая природную хрипоту, наяривал:
– А слепой все подсматривает,
А глухой все подслушивает,
Безъязыкий караул закричал,
Безногий у погон погнал, ух ты!
С этим последним «ух ты» Якушка неожиданно обратился к девочкам-подружкам. Те с испугу оторопели, а как кругом засмеялись, так опамятовались и дали стрекача.
– И откуда он такую пропасть этих баек знает, – удивлялась на бегу Дежка, – неужто из своей головы берет?
– Известное дело, когда голова пуста, все их туда складывает…
– Богатство большое, кому достанется?
– Стой, Дежка, пить хочу, пойдем квас пить.
– Смотри, водяновские хоровод ведут.
И Дежка, схвативши крепко куму свою за руку, потащила ее к следующему хороводу. Метет, летает кругом ярко-цветной ликующий вихрь деревенского праздника.
– Есть хочу, – хнычет Машутка, но Дежка ее не слышит: душа ее раскрыта настежь навстречу музыке и песне…
– Рассыпался дробен женчуг, рассыпался,
Подсыпался к красным девкам, к карагоду.
В суконной серой поддевке и в красной рубахе, опоясанной зеленым широким кушаком, рыжий Орешка вовсе не походил теперь на разбойника. Он шел себе ни от кого независимо посредь народа и пел в удовольствие:
– Поиграйте, красны девки, поиграйте,
Пошутите вы, молодушки-молодые,
Приударьте во ладони, приударьте,
Раздразните ревнивых жен, раздразните…
Прячась то за взрослых, то за ларьки и лотки с товаром, Дежка и Машутка с горящими любопытством и страхом глазами, следовали за Орешкой поодаль, а тот, не замечая ни девочек, ни прочих перешептываний и взглядов косых, шел да припевал, да притоптывал, да приплясывал:
