–Какое?
–Француженка, может быть, действительно реже принимает душ, но от нее пахнет духами. А от богатой англичанки непременно тянет псиной.
–Псиной?!
–Ну, да. У них же вечно – лошади, собаки. И никаких духов. Натурализм, ква? Лошади, правда, великолепные: в холке высокие, сантиметров 180, подобранные, ноги длинные. Очень похожи на тебя.
От неожиданности Анна округлила глаза.
–Я похожа на лошадь?!
–На породистую. – Норов кивнул, подтверждая. – Ты очень красивая! Статная.
–Спасибо. Сейчас зацокаю копытами от удовольствия. А как французы относятся к англичанам?
–Они их страшно не любят, но неохотно признают их превосходство. У англичан больше денег, а это всегда внушает уважение. Ты думаешь, почему со мной тут все почтительны? Потому что я огромный и умный? Отнюдь. Они принимают меня за миллионера. По их мнению, все русские – миллионеры. Туристический бизнес в этих краях во многом зависит от англичан, без них мелкие лавочники быстро загнутся. Но, так или иначе, а английская колонизация уже заканчивается. Они уже лет десять свои дома повсюду продают.
–Из-за Брекзита?
–Не только. Их пребывание здесь – это историческая традиция, наследие большой культуры, которая умирает вместе со старшим поколением. Собственно, уже умерла. Жизнь тут – не только развлечение, она требует труда, терпения и немалых денег. Сад, уход за домом, всякое такое. Нынешняя английская молодежь равнодушна и к истории, и к культуре, да она, собственно, повсюду одинакова: пиво, тусовка, интернет, жратва. Молодежь охотнее в Испанию поедет; там море, пляжи, дискотеки.
* * *
Плаванье Норов не любил, но с ребятами из группы у него были хорошие отношения, а главное – в глубине души он был очень привязан к Гальке, даже любил ее, но как-то стыдливо, боясь хоть чем-то это проявить или показать. С боксом все было иначе. Азарт острого соперничества возбуждал его. Он любил бой, обязательный страх перед началом, который подкатывал к горлу и который каждый раз нужно было преодолевать; торжество от разгаданного маневра противника; радость точного удара, слепую злость от пропущенного, жгучее счастье победы.
После шести с половиной лет в плаванье, с его изматывающим однообразием, он без труда справлялся с рваным темпом тяжелых тренировок. Ему нравилась постоянная смена заданий: переход от скучной «школы» – отработки ударов перед зеркалом – к «парам», в конце – рутина с мешком и, если повезет, несколько раундов вольного боя. Но атмосферу в секции он переносил с трудом.
Его новые товарищи все без исключения были из самых простых семей, многие – из нуждающихся и неблагополучных. Они не читали книг, плохо учились, сквернословили, их вкусы отличались грубостью, шутки были плоски; оставить похабную надпись в туалете считалось верхом остроумия. Их розыгрыши были жестоки и обидны. Кроме бокса они интересовались только футболом или хоккеем. У каждого из них либо родственник, либо друг чалился на нарах; в уголовниках они видели своих героев, брали с них пример, тянулись в их компании. Музыка существовала для них лишь в виде заунывного блатняка, который они напевали гнусавыми голосами. Среди них не было ни одного, с кем ему было бы интересно перекинуться хоть парой фраз.
В раздевалке нельзя было забывать ценные вещи, – они пропадали, и похитителей никогда не находили. Ребята обирали пьяных на улице и не стесняясь об этом говорили. Если им удавалось поймать в своих «курмышах» чужака, избить его, ограбить и унизить, то они этим хвастались. От подобных историй Норова выворачивало, он не всегда умел это скрыть.
