У него был другой талант, редкий и несомненный. По исходившим от собеседника тончайшим флюидам он безошибочно определял – сейчас у него будут просить деньги. Порой это понимание приходило к нему до начала разговора. Он видел это по фигуре своего визави. По неуверенным движениям рук, виноватому положению головы, неестественной мимике, блеску глаз. И не существовало для Олега проступка более тяжкого, чем этот.
Он был хоть и начинающим, но ревностным и верным жрецом денег, этой древней священной силы. Деньги, символ его веры, знак его могущества, его крест, его скипетр и державу, его вино и просфору собирался осквернить грубый язычник в своих темных обрядах.
Мать говорила, если человек – ноль, то он все умножит на ноль. Нет для денег более страшной силы, чем ноль. Поставь справа – ты велик. Поставь слева – ты жалок и нищ. Прибавь ноль к деньгам – ничего не случится, а умножь… Семенов умножил себя на ноль. Он исчезал на глазах Олега. Обваливался, как снеговик в оттепель. Осыпался, как штукатурка на его засраной лестничной площадке. Осталось насладиться короткой агонией и с соблюдениями положенных приличий предать труп земле.
– И при чем тут я? – с холодным безразличием спросил Олег, а сам уже заранее слышал ответ. «Ну, Олег, это самое… короче, в общем, посчитал, так и так, в целом немножко на старт не хватает. Ты же вроде в финансах шаришь, в банке работаешь. Там, типа, кредиты… поддержка малого бизнеса… короче, может, прямо у тебя смогу перехватить по-соседски? Сумма, в общем, не так чтобы большая. Я же здесь, никуда не денусь. Знаем друг друга столько лет. Там, если расписку, то я напишу…».
Воображаемый сбивчивый монолог Семенова пронесся в мозгу Олега, и он уже смаковал свой отказ. Холодный, чеканный, железно мотивированный отказ, который шлагбаумом опустится на неотесанную Сёмину башку и заставит его переминаться с ноги на ногу, тупо пялясь на свои уродливые тапки, потому что слов у него не будет.
Потом он выдавит «я, эта, как бы пойду тогда» и еще что-нибудь такое же бессмысленное – «ну… ты извини, я подумал… ладно, будь здоров, что ли». Затем привычно занесет пятерню для пожатия, передумает, засунет ее в карман, снова вытащит, посмотрит на нее. Развернется вокруг своей оси медленно, как круизный лайнер, и поплетется побитым псом в свою конуру закатывать губу и хоронить наполеоновские планы.
Там его поджидает красавица Лена, которая его ко мне и отправила. Он ей в красках расскажет, какой я гребаный гондон. Она будет поддакивать, утешая несостоявшегося воротилу бизнеса. И каждую секунду этого вечера и многих следующих вечеров она будет помнить о том, что она – жена жалкого лузера, опущенного гребаным гондоном.
Все это вспыхнуло в мозгу Олега за доли секунды. Отсвет этой вспышки увидел и Семенов.
– Абсолютно ни при чем, извини – ответ Сёмы, сказанный неожиданно приветливым тоном, привел Олега в замешательство. – Я пойду. Ты занят, а я действительно тебя оторвал. Сорри за беспокойство.
Семенов приветливо махнул рукой и зашагал вверх. Феноменальный талант Олега дал осечку. Его дискомфорт был сродни тому, что должны испытывать промахнувшийся снайпер или сфальшививший виртуоз. В груди вспыхнуло раздражение. Чтобы скрыть его, Олег заговорил с расстановкой.
– Если ты. Чего-то хотел. Так скажи, чего. Ты хотел.
Семенов, уже поднявшийся на середину пролета, резко повернулся на пятках дырявых тапок. Он улыбался! Олег не мог отвести взгляда от этой улыбки. Семенов приблизился вплотную.
