Смерть Семенова - страница 21



Все тревоги от несовершенства, думал он. Одиночество – вот удел сильных и путь просветленных. Он где-то вычитал, что всего лишь час ежедневных размышлений способен преобразить человека – открыть глубоко спрятанные способности, явить предназначение, распахнуть себе и миру истинное «я». Много лет подряд он был уверен, что где-то в глубине его души дремлют сокровища, вот только проклятая суета мешает заняться самосозерцанием и наконец дотянуться до них. Ах, если бы уединиться от мира в тайную пещеру, чтобы вести там строгую жизнь отшельника и день за днем погружаться в чертоги разума, направляя взор пытливого ума на исследование Внутренней Вселенной!

Теперь в его распоряжении оказалось сколько угодно одиноких часов, однако в чертогах разума обнаружились лишь пустота и холод. Быстро выяснилось, что его чертоги – это скудно меблированная съемная комната с пошлыми обоями, по которой разгуливает сквозняк чужих случайных мыслей, а вместо льющихся из космоса божественных мелодий доносятся невнятные обрывки давно приевшихся хитов.

Одиночки нередко находят себя в социальной жизни, благотворительности или общественной активности – но и это была не его история. Из новостей Семенов следил разве что за прогнозами погоды, а политику считал уделом людей суетливых и низких. Человеку приличному в политике делать нечего, объяснял он сослуживцам, даже если речь заходила о значимых общественных событиях – таких, как неожиданное для всех избрание Опарыша Первым Лицом. В своих воззрениях Семенов не был одинок: в кругу «приличных людей» политически активные индивидуумы воспринимались как фрики и отторгались.

Между тем политика все весомее, грубее и зримее вторгалась в жизнь «приличных людей». Еще недавно она была подобна ветру, гулявшему в невидимых с земли высоких сферах. Нынче политика с грацией носорога ступала по тем же улицам, по которым прогуливался Семенов. Не к кому-то, а лично к нему обращалась она деревянным языком казенных слоганов. Не кто-то, а он и другие «приличные люди» стали объектами ее пристального внимания к тому, что они читают, где гуляют, сколько и на какие цели расходуют, каким образом и на что реагируют. Политика внезапно стала учитывать настроения, действия, доходы и расходы простых людей с дотошностью педантичного главбуха Аушвица.

Политика не скупилась на технологии, анализирующие мельчайшие детали их жизней. На основе этих данных начислялись хитроумные баллы. Прилежных собирателей социальных очков власти поощряли. Счастливчики с высокими показателями могли рассчитывать на работу в госорганах, повышение по службе, мягкие условия по кредиту в банке или беспроцентную похоронную ипотеку.

Получить высокий балл было совсем несложно – ничего не нарушай, потребляй рекомендованные инфопродукты, корректно на них реагируй, а главное, исключи контакты с «токсичными». Так теперь называли обладателей низких баллов, неуклонно погружавшихся в социальную трясину. Они были сами виноваты – ведь их никто не принуждал быть токсичными. Кстати, балл любого человека в секунду выяснялся по номеру телефона, в обязательном порядке привязанного к ИНН и пенсионному счету.

До недавних пор «приличным людям» нравилось думать, что они вьют себе уютный кокон из славных привычек, приятных мелочей и милых глупостей, никому, в сущности, не мешая. Теперь политика просвечивала их коконы фонариком, проверяла пинцетом, переворачивала и трясла, выясняя, сколько обитателей прячется внутри и чем именно они там заняты. Она вела себя так, будто задалась целью установить, насколько «приличные» люди на самом деле приличны.