Смерть Сталина - страница 24
Приехав пару дней и бессонных ночей спустя на ближнюю дачу, он ни свет ни заря ворвался в комнату спящего Сталина. Тот проснулся, вскочил от страху, но напрасно – не такой Артемка человек, чтобы покушаться на нашего вождя, на которого и так то и дело покушаются троцкисты. Встал Артем перед Иосифом Виссарионовичем на колени – так встают, когда благодарят. А разве не за что простому советскому человеку благодарить отца народов? Еще как есть. И главное – Артемка знает, как. Рванул он пижамные брюки вождя, заткнул нос, широко раскрыл рот, как на приеме у стоматолога – и вперед в схватку с собственным страхом и сомнениями. Никакого недоверия нет и не может быть между ним и тем, кого он охраняет – сейчас он ему это доказал.
Да, как во всяком бою, пришлось Артемке тяжко, долго старался он доставить вождю удовольствие и расслабить его, напряженного от каждодневных утомительных трудов на благо советского народа. Временами казалось, что вот-вот задохнется или сблюет – дышать-то было практически нечем. Но справился! Иначе и быть не могло – когда русский солдат пасовал, да еще перед такой ерундой? И в момент торжественного окончания показалось Артемке, что где-то вдалеке заиграли фанфары, настолько торжественный был момент – и не напрасно показалось.
Встал, отплевался в раковину, а товарищ Сталин его уже к себе зовет. Хвалит.
–Молодец, – говорит товарищ Сталин, поглаживая парня по голове. – Вот видишь, не так страшен черт, как его малюют.
–Ваша правда, товарищ Сталин.
–А сейчас ты в этом еще больше убедишься, – с этими словами вождь подошел к телефону и велел телефонистке соединить его с Берия. – Слушай, Лаврентий. Я тебя поблагодарить звоню. Хорошего ты мне охранника прислал, майора Папанова. Да, да, я не ошибся. Майора Папанова. Все бы так, как он, работали – давно бы коммунизм построили. Тебе самому кое-чему у него поучиться надо. Ну это уж он сам расскажет, когда приедет. Если я его до того на твою должность не назначу.
Положил товарищ Сталин трубку, и слышно, как в коридоре звонит телефон охраны. Часовой поднимает его, слушает что-то отвечает звонким чеканным «есть!» А когда Артемка выходит из кабинета – еще без погон, но уже майор государственной безопасности – оба часовых берут под козырек.
–Равняйсь! – командует Артемка, и они выполняют.– Смирно! – и они снова выполняют. Потом думает, что бы еще такого им приказать позаковыристей, и, не придумав ничего луче, плюет на пол и командует: – Убрать!
Видит, как часовой побежал за совком, вальяжно расстегивает ворот гимнастерки и уходит. Как правильно сказала Светлана, он теперь (именно с этого момента) никакой не Артемка. Он Артем, а это имя звучит гордо!
4.
Не кичливость, а скромность украшает большевика.
Следующие несколько дней прошли для майора Папанова просто как в сказке. Он был для товарища Сталина уже намного больше, чем охранником – он был как будто ему сыном.
В один из дней они гуляли по лесу с утра, и товарищ Сталин рассказал ему примечательную историю, во многом иллюстрирующую его как человека. Он многое рассказал Артему за эти дни, но эта история запомнилась особо:
–У моей жены крестный был. Енукидзе звали, Авель Софронович. Ух как он это дело любил! Но с мальчиками, маленькими причем. Однажды, в 1930-х еще, вынесли его товарищи по партии на коллективный товарищеский суд. Меня избрали председателем. Обсуждали недостойное поведение его в быту, вызванное совращением малолетнего мальчика. Дали ему слово. Я его спрашиваю: «Скажите, товарищ Енукидзе, как было дело?» Он встает и говорит: «Идет мальчик. Жопа белый-белый…» Я говорю: «С этого момента поподробнее, пожалуйста». Он продолжает: «Идет мальчик. Жопа такой белый-белый-пребелый…» И так он, мерзавец, это все вкусно рассказывает, что я с него ответственность снял. Оно и понятно, с такой жопой только мальчик может быть виноват. – Артем и Сталин рассмеялись и Артему вдруг подумалось, что вот какой он действительно простой и человечный, чем и замечательный. Только вождь страны советов может быть таким. Приблизить к себе охранника и буквально поставить с собой на равных – сможет такое Эйзенхауэр или Черчилль? Да ни в жизни! А товарищ Сталин – запросто.