– Я помню всё, доктор, кроме того, как сюда попала.
– Что последнее вам запомнилось?
– Как я пила кофе в своей квартире.
В памяти раз за разом чашка оказывалась в мойке, но потом – пробел. Словно воспоминание стёрли с плёнки моей жизни одним нажатием кнопки. Словно линию моей жизни вытерли ластиком для карандашей.
– Потом – ничего… Теперь, когда вы убедились, что я в своём уме, не расскажете, что случилось?
– Вы попали в аварию, – осторожно стал рассказывать доктор Рон, чтобы лишний раз не травмировать мою душу. – Ехали по мосту Гановер Стрит и врезались в бетонное заграждение. Вас доставили в больницу Мерси с травмами головы и руки. Как я уже сказал, у вас перелом ладьевидной кости, многочисленные травмы и ушибы, а также наблюдалось сотрясение. Вы пролежали без сознания двое суток, но теперь выглядите вполне… – он рукой обвёл моё дряхлое, болезненное тело, и усмехнулся: – Свеженькой. После такой-то аварии.
На несколько секунд я взяла паузу. Нужно было срочно уложить всё это в голове. Но новости походили на лишнюю пару брюк, которые никак не помещались в переполненный чемодан.
– Всё так серьёзно? – ужаснулась я. – Кто-нибудь ещё пострадал?
– К счастью, только ваша машина и мост, – утешительно улыбнулся доктор Рон. Для человека, который постоянно имеет дело со смертью, он слишком часто улыбался. – Не волнуйтесь, мисс Хардинг, вы никому не навредили.
– Значит… я виновница аварии? Что же случилось? Я не понимаю…
– На этот вопрос я вам ответить не могу. Только вы сами, если вспомните обстоятельства аварии.
– А я могу вспомнить?
– Память – вещь гибкая и очень непостоянная, – вздохнув, принялся объяснять доктор Рон, а я словила себя на мысли, что его глубокий голос меня успокаивает. – После таких травм, как ваша, это в порядке вещей. Вам ещё очень повезло, что вы отделались только переломом и лёгким сотрясением. После травм головы многие впадают в кому на недели, а потом не могут вспомнить своего имени. Вы же быстро идёте на поправку.
Переваривая слова доктора, я продолжала копаться в памяти, выуживая мельчайшие подробности того дня. Расспрашивала снова и снова, чтобы собрать полную картину из осколков прошлого. Но она никак не собиралась, точно несколько пазлов были утеряны навсегда. В меня не въезжали сзади, меня не подрезали и не перебегали мне дорогу. Я просто влетела в бетон на скорости семидесяти километров в час, ударилась головой о стекло, выбив его напрочь, и сломала руку, пытаясь защититься от удара.
– Погодите, а какой сегодня день?
– Двадцать восьмое марта, пятница.
– Мамин день рождения…. – прошептала я сама себе под нос. – Я ехала к родителям в Кёртис Бэй. Боже, родители! Они вообще…
– Мисс Хардинг, успокойтесь, – доктор Рон сменил тон на командирский, поднялся и настоятельно прижал меня к постели, когда я попыталась снова встать. – Вам сейчас нельзя ни волноваться, ни бродить.
Прислонившись к подушкам, я прикрыла глаза, выискивая равновесие, ось, за которую можно зацепиться, чтобы комната не танцевала перед глазами. Меня словно запихнули в трюм корабля, попавшего в шторм.
– Ваши родные всё знают, – продолжал доктор. – Им сообщили сразу же, как только привезли вас сюда. Мама сидела у вашей постели всё это время, а отец и сестра постоянно приходили и приносили передачи от ваших знакомых.
Кивок в сторону столика у окна подсказал, что все эти цветы – от родителей, Эделин и того узкого круга знакомых, с жизнями которых пересекалась моя. Их не так уж много, но ведь и счастье измеряется ни в том, сколько букетов приносят в твою палату, когда ты болен. А в том, сколько людей в это время навещают тебя. Мне до безумия захотелось увидеть маму, получить ободряющую улыбку отца, закатить глаза от привычной колкости старшей сестры. Когда жизнь пытается сбить тебя с пути, так важно пойти по старым дорогам вместе с теми, кто всегда освещал твой путь.
